Жизнь двенадцати цезарей

Когда он первый раз служил в военной службе, его еще тогда вместо Тиберия звали, за его пристрастие к вину, Биберием, вместо Клавдия — Калдием, вместо Нерона — Мероном[230]. Вступив на престол, он, занимаясь исправлением нравов общества, ночь и целые два дня объедался и пьянствовал с Помпонием Флакком и Луцием Пизоном! Одному из них он тотчас дал в управление Сирию, другого — сделал столичным префектом, а в жалованных грамотах назвал их своими «лучшими друзьями во всякое время». Он обещал быть на ужине у Сестия Галла — развратного и расточительного старика, которого Август когда-то лишил доброго имени и которого сам Тиберий выругал несколькими днями раньше в сенате, — с условием, чтобы он не менял или не уничтожал ничего из заведенных им порядков и чтобы за обедом прислуживали голые девушки. Одного никому не ведомого кандидата на квестуру он предпочел кандидатам, пользовавшимся широкой известностью, потому только, что тот за пирушкой выпил около двух ведер вина за здоровье императора. Азеллию Сабину он подарил двести тысяч сестерциев за сочиненный им диалог, где в числе действующих лиц спорили между собой белые грибы, винноягодники

[231], устрицы и дрозды! Наконец, он учредил новую должность «распорядителя удовольствиями», назначив им римского всадника Тита Цезония Приска.

Удалившись на Капри, он вздумал устроить залу, где занимались тайным развратом. Сюда отовсюду собирали толпы девушек и мальчиков, служивших предметом наслаждений, а также изобретателей неестественных половых сношений, которых император называл «спинтрийцами». Они занимались друг с другом развратом, разом по три человека, в присутствии Тиберия, который этой картиной хотел возбудить и в себе ослабевшие любовные желания. Свои различные спальни он приказал украсить картинами и барельефами, изображавшими самые бесцеремонные сцены и положения, и велел тут же положить сочинения Елефантиды[232]

, чтобы желавший поразвратничать мог иметь под рукой образец, где были изложены соответствующие правила. Кроме того, в лесах и парках он устроил несколько мест, посвященных Венере. Здесь, в гротах и пещерах в скалах, молодежь обоего пола предавалась разврату в костюмах панов и нимф, вследствие чего Тиберия стали везде называть уже открыто «козлиным», переделывая на свой лад название острова[233].

С трудом можно верить рассказам или слухам о его еще большем и более бесстыдном разврате. О нем передают прямо невероятные вещи: будто он приказывал мальчикам самого нежного возраста, которых он называл «рыбками», плавать рядом с ним во время его купанья, играть с ним, лизать его и слегка щипать. Далее говорят, будто он прикладывал к своему члену или соскам маленьких детей, еще не отнятых от груди. Его натура и возраст, конечно, располагали его к подобного рода наслаждениям более, чем к другим. Одна из картин Парразия представляла Аталанту, с которой Мелеагр имеет сношение через рот. По духовному завещанию, ее отказали Тиберию с условием, что, если ее сюжет заставит его краснеть, ему будет выплачен взамен миллион сестерциев. Он же не только отдал предпочтение картине, но и поместил ее в своей спальне. Говорят, даже во время одного жертвоприношения он так увлекся красотой мальчика, шедшего впереди с ладанницей, что не мог сдержаться. Едва жертвоприношение кончилось, он тотчас отвел красавца в сторону и тут же употребил его, вместе с его братом, флейтистом, но через некоторое время приказал сломать ноги обоим за то, что они укоряли друг друга в разврате.

Как дерзко издевался он даже над женщинами, притом хороших фамилий, лучше всего доказывает смерть некоей Маллонии. Ее привели к Тиберию; но она решительно отказалась удовлетворить его противоестественной страсти. Тогда он отдал ее под суд и даже во время разбирательства не переставал спрашивать ее, не чувствует ли она раскаяния. Наконец, она по окончании суда убежала к себе домой и там покончила с собой кинжалом, громко обозвав Тиберия за его бесстыдство «старым вонючим козлом»… Поэтому в одно из ближайших театральных представлений были приняты с единодушными аплодисментами и получили известность слова одной ателланы, что «старый козел лижет половые части у коз».

Его бережливость в отношении денег доходила до скупости. Своим товарищам по путешествиям и походам он давал лишь стол, но содержания не платил. Только раз он показал себя щедрым, да и то на счет своего отчима. Разделив всех бывших с ним на три разряда, по званию каждого, он принадлежащим к первому разряду дал шестьсот тысяч сестерциев, ко второму — четыреста тысяч, а к третьему — только двести тысяч, так как считал их не своими друзьями, а просто товарищами.