После этого дошло до разрыва между ними и, как говорят, вот из-за чего. Ливия не раз просила его вписывать в декурии лиц, получивших права гражданства. Тиберий отвечал, что впишет их с условием, если она позволит ему прибавить в списке, что мать вынудила его дать согласие. В сердцах Ливия вынула из божницы несколько старых писем к ней Августа, где шла речь о суровом и тяжелом характере Тиберия, и прочла. На Тиберия так тяжело подействовало то обстоятельство, что письма столь долго сохранялись и заключали столь неблагоприятный отзыв о нем, что, по мнению некоторых писателей, это едва ли не было одной из главных причин его удаления из столицы. По крайней мере, в продолжение целых трех лет после его отъезда он только раз посетил свою живую мать и пробыл у ней лишь один день, да и то несколько часов. Затем он не удостоил своим посещением ее даже больную, когда же она умерла, ждали несколько дней его приезда, но напрасно, вследствие чего тело сильно разложилось. Он не позволил причислить усопшую к богам, ссылаясь на ее волю, объявил недействительным даже ее завещание и вскоре наказал всех ее друзей и родственников, в том числе лиц, которым она, умирая, поручила распоряжаться ее похоронами. Между ними, одного римского всадника заставили, в наказание, качать воду.
Как отец, Тиберий не любил из своих сыновей ни родного ему Друза, ни приемного сына — Германика. Первого он не терпел за порочное поведение, — Друз, при своем легкомыслии, отличался распутством, — поэтому не особенно грустил о его смерти, а чуть не сразу после похорон принялся за свои обычные занятия и запретил надолго закрывать суды[238]
. Когда же к нему явилась депутация от города Трои с несколько поздним изъявлением своего соболезнования, он, как бы успев забыть о своем горе, с усмешкой отвечал им, что и он принимает участие в их горе, так как они лишились своего прекраснейшего гражданина, Гектора!..[239] Германику он завидовал до того, что считал бесполезными самые славные его подвиги, а самые блестящие его победы осуждал, как гибельные для империи. Он даже жаловался на него сенату, что Германик без позволения его, Тиберия, уехал в Александрию, где неожиданно открылся страшный голод. Думают, что он и был виновником его смерти, через подставное лицо, сирийского легата Гнея Пизона. Последний вскоре был обвинен в этом преступлении и, по мнению некоторых, показал бы данное ему приказание, если б втайне не были приняты соответствующие меры. Несмотря на это, появилась масса надписей, а по ночам не переставали раздаваться крики: «Отдай Германика!» Впоследствии Тиберий еще больше усилил подозрение против себя, жестоко поступив со вдовой и даже детьми Германика.Когда его невестка Агриппина стала после смерти мужа несколько резко жаловаться на что-то Тиберию, последний схватил ее за руку и отвечал ей греческим стихом: «Неужели, дочка, ты считаешь себя обиженной, потому что не царствуешь?..» Больше он не удостаивал ее разговора, а когда она за одним обедом не решилась есть фрукты, поданные самим императором, он перестал и приглашать ее к столу, под предлогом, что она подозревает его в намерении отравить ее. Но то и другое было сделано умышленно, — он предложил ей фрукты с целью испытать ее, она же была предупреждена, что ее ждет верная смерть.
Наконец, Тиберий стал клеветать на нее, будто она хотела то искать защиты у статуи Августа[240]
, то бежать к войску, и сослал ее на Пандатарию. Здесь она стала дурно отзываться о нем, и один центурион выбил ей плетью глаз. Тогда она решилась уморить себя голодом; но Тиберий приказал силой открывать ей рот и всовывать туда пищу. Однако она упорно стояла на своем и таким образом умерла. Но и после этого Тиберий жестоко оскорблял ее память, даже день ее рождения он приказал отнести к числу «несчастливых».Он хвастался даже, что не задушил и не бросил ее в Гемонии[241]
, и согласился, чтобы ему за такое «благодеяние» выразили благодарность указом сената и сделали из золота приношение храму Юпитера Капитолийского…