Жизнь двенадцати цезарей

Не проходило ни одного дня без наказания кого-либо: не обращалось внимания даже на дни праздников и жертвоприношений. Некоторых наказывали и в Новый год. Многие подсудимые были осуждены вместе со своими женами и детьми. Родственникам осужденных было запрещено плакать по ним. Обвинителям, а иногда и свидетелям, были назначены большие награды. Верили каждому доносу. Всякое преступление, заключавшееся хотя бы и в нескольких ничего не значащих словах, считалось уголовным. Одному поэту поставили виной то, что он оскорбительно отозвался в своей трагедии об Агамемноне[244]

, одному же историку поставили в вину то, что он назвал Брута и Кассия «последними римлянами»! Оба автора были немедленно наказаны, а их сочинения уничтожены, хотя их благосклонно встретили за несколько лет пред этим и даже читали в присутствии Августа. Некоторые заключенные в тюрьму были лишены не только утешения заниматься наукой, а даже права разговаривать между собой и с посторонними. Те, кого вызывали в суд, зная, что будут осуждены, и желая избежать пыток и оскорблений, или наносили себе смертельные раны дома, или принимали яд — в заседании сената. Однако ж им перевязывали раны и полуживых, в агонии, тащили на место казни. Всех казненных крючками сбрасывали в Гемонии. Таких сброшенных крючками насчитали в один день двадцать человек: между ними были женщины и дети. Древний обычай считал преступлением казнить задушением девушек, поэтому палач сначала лишал их невинности, а затем уже их вешали. Кто хотел покончить с собой, того силой заставляли жить: Тиберий считал смерть таким легким наказанием, что, услышав, как один из обвиняемых, Карнул, предупредил свою смерть, вскричал: «Карнул ускользнул от меня!» Во время осмотра тюрем один из заключенных стал умолять императора поспешить его наказанием, но тот ответил: «Я еще не помирился с тобою!» Один бывший консул рассказывает в своих «Воспоминаниях» о следующем случае. Раз за большим столом, где был и Тиберий, один карлик, сидевший за столом между шутами, неожиданно громко спросил императора, почему так долго остается в живых Иаконий, виновный в оскорблении величества? Тиберий, правда, тут же выругал карлика за его дерзкий вопрос, но через несколько дней написал сенату, чтобы немедленно было сделано распоряжение о казни Иакония.

Тиберий стал еще более жестоким и лютым — его озлобили результаты дознания о смерти его сына Друза. Сначала он думал, что последний умер от болезни, вследствие своей невоздержанности, но, в конце концов, узнал, что его предательски отравила его жена Ливилла, при участии Сеяна. Начались беспощадные пытки и казни. Целыми днями император думал исключительно о следствии по этому делу, отдавался мыслям только о нем. Таким образом, когда ему объявили о приезде одного его приятеля-родийца, которого Тиберий пригласил в Рим любезным письмом, он немедленно приказал пытать его, думая, что приехал один из виновных. Потом ошибка открылась; но Тиберий все-таки велел убить его, чтобы он не рассказывал о нанесенном ему оскорблении. На Капри до сих пор еще показывают место, где императором производились казни. Отсюда он в своем присутствии приказывал бросать осужденных в море, после долгих и утонченных пыток. Отряд матросов баграми и веслами подхватывал падавшие тела и добивал их окончательно. Он же придумал новый род мучений, напоив с задней мыслью несколько человек допьяна крепким вином, он вдруг приказывал перевязать им члены. Как перевязка, так и задержание мочи заставляли их испытывать страшные боли. Коли б смерть не предупредила его и если б Тразилл не посоветовал ему, по рассказам, отложить на время некоторые казни, обещая ему более долгую жизнь, он, вероятно, убил бы еще больше и не пощадил бы даже остальных внуков, тем более что Гай был у него в немилости, а к Тиберию он относился с презрением, как к незаконнорожденному. В этом нет ничего невероятного, — император любил называть Приама счастливцем, потому что он пережил всех своих близких…

Подобные ужасы не только возбуждали сильнейшую ненависть и отвращение к нему, но и заставляли его трепетать за свою жизнь и даже подвергаться оскорблениям. Это подтверждает целый ряд фактов. Он запретил спрашивать гаруспиков тайно и без свидетелей[245] и даже пытался уничтожить оракулы, находившиеся в окрестностях столицы, но отказался от своего намерения, испуганный чудом с ответами пренестского оракула, — когда его запечатанные ответы были привезены в Рим, Тиберий не мог найти их в ящике до тех пор, пока не отослал его обратно в храм. Двух бывших консулов[246] он не решился отпустить от себя в назначенные им провинции и держал до тех пор, пока через несколько лет не выбрал им преемников. В течение этого времени они продолжали носить свое звание, и он постоянно давал им очень много поручений, которые они должны были исполнять через своих легатов и помощников.