Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Благодаря энциклопедистам французская нация узнала о своих правах и готова была за них бороться. Версальский двор, созывая Генеральные штаты, ничего подобного и не предвидел. В ходе яростных дебатов пришли к выводу, что среднее, трудовое сословие должно иметь столько же представителей, как и дворянство и духовенство. Парижский парламент, вскоре поняв, что среднее сословие будет повелителем в Генеральных штатах, предложил узаконить при выборах формы 1614 года, когда роль среднего сословия была ничтожна. В итоге сложной борьбы, когда приводили ссылки на древние обычаи и ссылки на естественные права и разум, пришли к выводу, что депутатов от среднего сословия будет тысяча, то есть будет равняться числу депутатов двух высших сословий, вместе взятых (Постановление Совета нотаблей от 27 декабря 1788 года).

Николай Румянцев знал о том, что это решение совета, которое приписывали министру Неккеру, вызвало восторг у среднего сословия и ненависть у высших сословий.

В начале 1787 года Франция оказалась накануне финансового банкротства, нужно было 3 миллиарда франков. Министр граф Колонн за пять лет своего руководства финансами окончательно разорил Францию. И в отчетах перед королем начал повторять то же самое, за что был удален Жак Неккер.

Отвечая на вопрос короля, как же выйти из этого бедственного положения, государственный контролер граф Колонн сказал:

– Только повышение налогов на табак, масло, мыло, соль, колониальные товары. Пора повысить налоги дворян и богатых купцов.

Тут Людовик XVI воскликнул:

– Но это же и Неккер говорил! Вы повторили то, что пять лет тому назад предлагал Неккер, за что и был уволен в отставку. Если вы что-то другое не предложите, то тоже будете уволены.

– Сир, – пролепетал граф Колонн, – в нынешнем положении вещей я не могу придумать ничего лучшего. Кое-кто из умных советчиков предлагает собрать ассамблею нотаблей – пусть принцы крови, герцоги, пэры, все представители высшей знати и богатые купцы решают финансовые вопросы, ведь ни Жак Неккер, ни граф Колонн справиться были не в силах. Слишком расточительно мы живем, особенно королевский двор…

Король лично отобрал 144 нотабля из числа лучших людей Франции. 22 февраля 1787 года в Версале начала работу ассамблея нотаблей. Одним из первых ораторов на собрании выступил генеральный контролер финансов граф Колонн:

– Когда в конце 1783 года король соблаговолил доверить мне управление своими финансами, они были в самом бедственном, критическом состоянии. Все кассы оказались пусты; государственные ценные бумаги упали в стоимости; всякое обращение прервано; наблюдалась всеобщая тревога, а доверие было разрушено… Внутренние дела уже приняли направление, которое должно привести к процветанию государства… Три года было употреблено для этого… Сегодня денег в достатке, кредит восстановлен, государственные ценные бумаги вновь поднялись в цене, их обращение стало активным… Но вместе с тем сто лет Франция живет в долг, стоит только собрать налоги, как оказывается, что мы их уже проели. Главная беда при сборе налогов заключается в том, что дворянство и церковь уклоняются от налогов, а тратят больше всего. Почти во всех отчетах укрывают тайну реального государственного долга, а сказать об этом совершенно необходимо: 1250 миллионов ливров – таковы размеры государственного дефицита.

Все были в панике. Разгневанный Людовик XVI схватил стул и швырнул его под ноги уходивших придворных:

– Этот мошенник Колонн! Я должен был приказать повесить его!

Самые расточительные особы, королева Мария-Антуанетта, граф д’Артуа, герцоги Полиньяки, не скрывали своих неприязненных чувств к ассамблее нотаблей, втихомолку ругали короля за то, что нотабли продолжали работать, а Мария-Антуанетта, «австриячка», получила новое прозвище – Мадам Дефицит.

Маркиз де Лафайет, избранный дворянством провинции Оверни, резко критиковал министра Колонна, боролся за равноправие протестантов, указывал на грабительские приемы сборщиков налогов – откупщиков, приводил множество примеров различных нарушений законов. Граф д’Артуа был встревожен, рассказал королю, как маркиз Лафайет резко обличает королевских министров, король вспылил, приказав маркизу выступить с обвинениями в присутствии короля и правительства, представив речь в письменном виде.

– Растрачиваемые миллионы, – говорил маркиз де Лафайет, – собираются посредством налогов, а налоги могут быть оправданы только действительными потребностями государства. Все эти алчно расточаемые миллионы, политые потом, слезами и, быть может, кровью народа, не должны проматываться столь легкомысленно.