Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

– Государь, скажите лучше – революция, – бесстрастно ответил герцог Лианкур.

– Рано утром поедем в собрание. Может, там договоримся о прекращении волнений.

Людовик XVI, в сопровождении братьев графа Прованского и графа д’Артуа и ближайших придворных, явился на собрание и произнес трогательную речь, называя собрание Национальным и выражая полное доверие депутатам.

– Почему-то вы боялись, а я вот пришел сюда, полностью вам доверяю!

Эти слова были покрыты рукоплесканиями и восторженными возгласами. «Депутаты встают, окружают короля и пешком провожают его до дворца. Толпа теснится около него, во всех глазах слезы, и ему едва удается открыть себе путь через эту массу людей. Королева в эту минуту со всем двором стояла на балконе и издалека любовалась этой трогательной сценой. Она держала сына на руках, а дочь ее, стоявшая подле нее, наивно играла волосами брата. Королева, глубоко тронутая, наслаждалась любовью французов. Увы, сколько раз в течение этих роковых раздоров обоюдное умиление примиряло сердца! На минуту все казалось забыто, но на следующий день, даже в тот же день, двор возвращался к своей надменности, народ впадал в прежнее недоверие, и непримиримая ненависть шла своим чередом» (Тьер А. История Французской революции. С. 147–148).

Но ярость простого народа была направлена против чиновников – Фулона, Бертье, коменданта Бастилии Делоне, над ними надругались и обезглавили.

Граф Николай Румянцев хорошо понимал положение Российской империи, вступившей в войну летом 1787 года в союзе с Австрией и через год начавшей войну со Швецией; одновременно с этим начались волнения в Польском королевстве.

Русский посол во Франции Иван Матвеевич Симолин, начавший свою дипломатическую карьеру с 1743 года, успел побывать секретарем во многих странах, был и дипломатическим агентом и при главнокомандующем русской армией Петре Румянцеве; с 1784 года он стал полномочным министром в Париже. Его письма и донесения – ценнейший источник знания о Великой французской революции и о внешней политике Российской империи. Кроме официальных писем, И. Симолин посылает экземпляры газет, брошюр, памфлетов, докладных записок, официальных актов, карикатур.

«Революция во Франции свершилась, и королевская власть уничтожена, – писал в Петербург И. Симолин 19 июля 1789 года. – Восстание города Парижа, к которому умы, казалось, были подготовлены, разразилось на другой день после отъезда г. Неккера… Это восстание сопровождалось убийствами, вызывающими содрогание… Жестокость и зверства французского народа проявились при всех этих событиях в тех же чертах, как и в Варфоломеевскую ночь, о которой мы еще до сих пор с ужасом читаем, с тою только разницей, что в настоящее время, вместо религиозного фанатизма, умы охвачены политическим энтузиазмом, порожденным войною и революцией в Америке… Я счел своим долгом не медлить с отправкой курьера с известием о событии столь большой важности при любых обстоятельствах и имеющем в настоящее время особое значение для нашего двора. Было бы заблуждением рассчитывать теперь на союз и на политическое влияние Франции. Каковы бы ни были соображения нового министерства к предполагаемому союзу с ее императорским величеством, оно не может уделить ему большого внимания, и надо рассматривать Францию, в свете стоящих перед нами в данный момент вопросов о положении дел, как несуществующую. Я не беру на себя смелость давать советы, но все же считаю своей обязанностью доложить о положении дел, каким оно мне представляется, и сказать, что Франция, даже с лучшими намерениями по отношению к нам, не сможет оказать нам никакой услуги и что союз с ней будет иллюзорным для Российской империи. Кроме того, нация питает отвращение к союзу с австрийским домом, из-за королевы, и если бы даже можно было заключить договор, он был бы нарушен, потому что министры будут вынуждены следовать принципам и побуждениям третьего сословия, которые возьмут верх над всеми другими соображениями. Если императрице нужны будут посредники, чтобы облегчить завершение двух войн, которые она ведет, то будет совершенно необходимо обратиться к кому-либо другому… Все поражены при виде того, как в течение тридцати шести часов французская монархия была уничтожена и ее глава вынужден соглашаться на все, чего разнузданный, жестокий и варварский народ требует от нее с такой дерзостью и таким повелительным тоном, и еще считать себя при этом очень счастливым, что народ соблаговолил удовлетвориться его отречением от своей власти и от своих прав… Многие придворные уехали. Среди них называют г-жу де Полиньяк, воспитательницу детей Франции, герцогиню де Гиш, ее дочь, графа де Водрёйль, г. барона де Безенваля…» (Французская революция 1789 г. в донесениях Симолина // Литературное наследство. 29/30. М., 1937. С. 400–404).

Симолин уверял, что Париж похож на логовище тигров. Де Фулона повесили на фонарном столбе, затем отрубили голову, насадили ее на палку и таскали по улицам Парижа, точно так же поступили и с его зятем Бертье де Совиньи.