Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Королева хватает малолетнего сына и в порыве восторга показывает тысячам собравшихся, которые тут же отвечают исступленными криками радости.

Летом король и его семья проживали в Сен-Клу, он часто думал об английской революции и печальной участи английского короля Карла I. Ему было легко организовать побег всей семьи, ему не раз об этом говорили, но он до времени решительно отказывался, верил, что французы не пойдут по пути английской революции.

Эмиграция в Кобленце все увеличивалась, такая же суетная, надменная, неспособная, расточительная, как и в Версале, она с еще больщим блеском проявила свои пороки среди трудностей изгнания и междоусобной войны. Не удались отношения между королевской семьей и королевскими братьями, оказавшимися в эмиграции. Министр барон Бретёль был явным врагом министра Колонна, а когда его отправили министром короля при венском дворе, он всячески противодействовал тому, что предлагали братья короля – граф Прованский и граф Артуа.

Опасаясь судьбы английского короля Карла I, Людовик XVI наконец решился на побег из Франции под вымышленными именами. Вскоре к русскому посланнику И.М. Симолину обратилась парижанка Анна Корф, дочь петербургского банкира и вдова русского полковника, с просьбой выдать ей два паспорта для поездки во Франкфурт-на-Майне. Эти паспорта незамедлительно были выданы, так как было распоряжение русской императрицы не задерживать русских подданных в революционной Франции. Через несколько дней Симолин получил записку от Анны Корф: «…сжигая различные ненужные бумаги, я имела неосторожность бросить в огонь свой паспорт, который вы были так добры получить для меня; я, право, очень сконфужена тем, что мне приходится затруднять вас и просить исправить мою рассеянность» (Донесения И.М. Симолина за 1789–1792 гг. // Литературное наследство. Т. 29/30. С. 467).

А между тем Людовик XVI, уверенный в успехе своего бегства, написал «Обращение ко всем французам», мотивируя свое бегство тем, что у него «не было более никакой возможности осуществлять власть. Собрание подпало под диктат клубов. Необходимо, чтобы Франция знала это. Народ – лучший друг короля, готового вернуться и все простить, когда конституция действительно обеспечит реальные религиозные и политические свободы».

20 июня 1791 года король и его семейство с иностранными паспортами отправились в Монмеди, откуда король мог следить за происходящими во Франции событиями.

Возмущенное Национальное собрание решило, что король похищен, и потребовало вернуть его всеми имеющимися средствами. На похищении короля настаивал маркиз Лафайет и в итоге борьбы выиграл битву с депутатами.

По дороге выглянувшего из громоздкой кареты с шестеркой лошадей короля узнали, доложили о беглом королевском семействе, заставили предъявить паспорта. Местный прокурор заявил, что по указанию Национального собрания король арестован и будет отправлен в Париж.

Национальное собрание, узнав об аресте короля, направило для его сопровождения своих трех депутатов, которые, встретив королевский поезд, разместились рядом с королем и королевским семейством.

16 июля 1791 года комиссары представили доклад о поездке короля и его семейства в Варенн и не нашли ничего преступного в этой поездке, тем более что особа короля была неприкосновенна. В клубе якобинцев было высказано предложение о низложении короля, была написана даже петиция, но она не получила поддержки. В конституцию были внесены некоторые поправки, ее передали для утверждения Людовику XVI, которому была предоставлена полная свобода и снят строгий надзор.

Не обошлось без назидания от российской императрицы русскому посланнику. Вице-канцлер И.А. Остерман, со слов императрицы, писал Симолину 26 августа 1791 года:

«Прежде всего я должен вам заметить, милостивый государь, что императрица выразила желание, что при подобных обстоятельствах, заслуживающих внимания всех государей, вы взяли бы себе лучше за правило ожидать инструкций отсюда, прежде чем вступать в какие бы то ни было письменные отношения с министерством иностранных дел, не облеченным, после отъезда короля, при котором одном вы только и были аккредитованы, никакими полномочиями, чтобы входить в сношения с вами. Ее Императорское Величество не одобряет также своего рода оправданий, с которыми сочли нужным обратиться к г. де Монморену по поводу выданного по вашей просьбе паспорта, назвав употребление, которое ему было дано, когда его передали в руки короля, необдуманным.

Этот эпитет весьма мало приложим к обстоятельству, о котором шла речь, и если бы вы даже предоставили такой паспорт с действительным намерением оказать содействие христианнейшему королю и тем способствовали бы его безопасности, то такой поступок был бы во всех отношениях приятен Ее Императорскому Величеству.