Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

«Павел с первых дней восшествия на престол открыто проявил ненависть и презрение к своей матери. Он спешил отменить или, точнее, разрушить все, что было сделано, и лучшие установления заменялись актами самоуправными и сумасбродными. Назначения и смещения следовали одно за другим так стремительно, что едва успевали объявить в газетах о назначениях кого-нибудь на то или другое место, как этот человек уже был уволен. Никто не знал, к кому обращаться. Едва ли нашлось бы несколько домов, где не оплакивали бы сосланного или заключенного в тюрьму члена семьи. Страх был всеобщим чувством, которое, породив подозрительность, разрушало доверие, опиравшееся на кровные узы. Оглушенные, перепуганные люди познали состояние апатии, оцепенения, гибельное для первой из доброделей – любви к Отечеству.

Об этом злосчастном императоре можно сказать без всяких преувеличений, что он был тщеславным болтуном, со своим прусским капральством и тем сверхъестественным значением, какое придавал своему сану. Трусливый и подозрительный, он постоянно бредил воображаемыми заговорами против него, а его своевольные поступки диктовались настроениями минуты. К несчастью, слишко часто они были жестокими и необузданными», – вспоминала Екатерина Дашкова. «Будущее предвещало мне неисчислимые бедствия» – таково было одно из пророческих заключений княгини. А на самом деле Павел I приказал княгине удалиться в одно из ее имений. И то, что представлено в дальнейших описаниях, вызывает ироническую улыбку. В итоге княгиня написала о своих «мучениях» императрице, та передала письмо императору, а тот приказал ей вернуться в благоустроенное имение Троицкое под Москвой (см.: Дашкова Е. Записки. 1743–1810. Л., 1985. С. 184).

Княгиня Дашкова, преувеличив свои страдания, явно унизила императора Павла I, который в это время собирался на коронацию в Москву. Перед отъездом в Москву Павел I на несколько дней решил побывать в Павловске. Среди сопровождавших его лиц был и граф Безбородко, которого император пригласил в свою императорскую карету. И начались бесконечные разговоры о графе Александре Воронцове, о бывшем польском короле Понятовском, а главное – император поинтересовался, в каком состоянии находится дом графа Безбородко, в котором императорская семья должна была остановиться во время пребывания в Москве.

– Вы, граф, не удивляйтесь, что я интересуюсь этим вопросом, чуть ли не все придворные в один голос восхищаются вашим дворцом, а в Кремле тесно. И Кутайсов, и Нелидова, и Ростопчин посоветовали арендовать этот дом…

– Ваше величество, вы не пожалеете, что согласились занять это мое прибежище. Вам я бесконечно благодарен, что вы почтили меня, оставляя на всех местах государственной службы, проявили величайшую милость пожалованием меня в первый класс, в ранг генерал-фельдмаршала…

– Ну об этом как-нибудь потом. По словам знатоков Москвы, ваш дом, граф, почитается по величине и по внутреннему убранству первым и наилучшим домом во всей Москве. Недаром матушка Екатерина Алексеевна купила его у наследников великого канцлера графа Бестужева-Рюмина, чтобы подарить вам. Я снял его на время коронации. Польский король Станислав-Август Понятовский как-то осматривал ваш дом и поведал мне как-то о необыкновенной роскоши этого дворца, а он, между прочим, один из известнейших любителей и лучших знатоков изящного в наше время. Во всей Европе не найдется другого подобного ему по пышности и убранству. Особенно прекрасны бронзы, ковры и стулья, а стулья особенно покойны и чрезвычайно богаты…

– Это здание, – вмешался граф, – оценивают в 700 тысяч рублей.

– Я не о цене говорю, за девять-десять лет, что вы владеете этим дворцом, граф, вы сделали его лучшим во всей Европе, Сен-Клу и другие дворцы по великолепию убранства не идут ни в какое сравнение с вашим дворцом.

– Ваше величество, это старания матушки Екатерины Великой, она никогда не забывала меня наградить за мое старание, а я вкладывал свои сбережения в картины и в благоустройство своих домов, петербургского и московского.

– Вы знаете, граф, что мы меняем внешнюю политику России. Рекрутский набор, который был объявлен матушкой Екатериной в сентябре 1796 года, я отменил, войну с Персией прекратил, войска Николая Зубова вскоре вернутся в Россию, как и эскадры, которые находились в Англии и Немецком море, а в Лифляндии и Эстляндии возродятся присутственные места, кои, по тамошним правам и привилегиям, существовали до 1783 года.

– Знаю, знаю, ваше величество, лифляндские и эстляндские немцы, все рыцарство и земство герцогства, благодарили меня и прислали мне грамоту, по которой я считаюсь избранным в корпус лифляндского дворянства…

– Так что, ваше превосходительство, не оскудеет рука дающего, не оскудеет и моя императорская рука…

Граф Безбородко склонился, чтобы поцеловать руку императора, но император только улыбнулся, мгновенно убрав руку за спину.