Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону

Заботы императора Павла о реформах не утихали, все время что-то переделывалось, все время что-то реформировалось, – удачно или не совсем, это уже другой вопрос, – но придворные и министры были постоянно в заботах. «Гатчинцы» заполнили чуть ли не все сферы придворной и административной службы. Прежние царедворцы и сановники были недовольны. Обычно в таких случаях ссылались на авторитет фельдмаршала Суворова, раскритиковавшего как военную форму, так и новые порядки. Многочисленные источники свидетельствуют, что Суворову было тошно в Петербурге, придворный язык и вычурное обращение в Зимнем дворце были ему незнакомы, учиться этому у него охоты не было, к вечеру голова болела, где уж тут новые реформы было осваивать. По причине «многих ран и увечий» Суворов в послании к императору просит дать ему годичный отпуск. Но Павел знал слова Суворова о новом уставе армии как о «слепом русском переводе изъеденного молью манускрипта, найденного двадцать лет назад на руинах старого замка» и о том, что устав Фридриха Великого был хорош в свое время, но с тех пор прошло пятьдесят лет, а русской армии не следует идти проторенной дорогой. Этого император не простил фельдмаршалу: то, что он одобрил, не подлежит сомнению. Напоминая фельдмаршалу о том, что «обязанности службы препятствуют от оной отлучаться», Павел I все же принял отставку Суворова в связи с тем, что войны нет и в армии ему делать нечего. Но причины были гораздо глубже, чем это могло показаться на первый взгляд.

Графиня В.Н. Головина писала в своих «Записках»: «Во время коронации князь Репнин получил от графа Михаила Румянцева, служившего тогда в чине генерал-лейтенанта под командой фельдмаршала Суворова, письмо. Граф Михаил был самый ограниченный, но очень гордый человек и сверх того сплетник, не лучше старой бабы. Фельдмаршал обращался с ним по его заслугам: граф оскорбился и решил отомстить. Он написал князю Репнину, будто фельдмаршал волновал умы, и дал ему понять, что готовится бунт. Князь Репнин чувствовал всю ложность этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии выслужиться и повредить фельдмаршалу, заслугам которого он завидовал. Поэтому он сообщил о письме графа Румянцева графу Ростопчину. Этот последний представил ему, насколько опасно возбуждать резкий характер императора. Доводы его не произвели, однако, никакого впечатления на Репнина, он сам доложил письмо Румянцева его величеству, и Суворов подвергся ссылке».

12 февраля 1798 года император Павел I вызвал флигель-адъютанта князя А.И. Горчакова, племянника Суворова, и сказал:

– Поезжайте, князь, к графу Суворову, скажите ему от меня, что, если было что от него мне, я сего не помню; может он ехать сюда, где, надеюсь, не будет подавать повода своим поведением к нынешнему недоразумению.

Вскоре Суворов прибыл в Петербург и был принят императором. Больше часа разговаривали император и фельдмаршал. А о главном – ни слова. Наконец император не выдержал, снова вызвал флигель-адъютанта князя Горчакова.

– Что значит все это? – раздраженно заговорил Павел Петрович и, перебивая смущенного князя, продолжал: – Я говорю ему об услугах, которые он может оказать отечеству, веду к тому, чтоб он попросился на службу, а он в ответ рассказывает мне о штурме Измаила. Я слушаю, пока он кончит, снова навожу разговор на свое, гляжу, а мы опять в Очакове либо в Варшаве. Извольте, сударь, ехать к нему и просить объяснений сих действий и как можно скорее везите ответ, до тех пор я за стол не сяду.

Флигель-адъютант Горчаков метался от императора к фельдмаршалу, от фельдмаршала к императору, но стороны так ни о чем и не договорились. Суворов вернулся в село Кончанское, в котором прожил почти год.