Сама жизнь все еще казалась мало обустроенной, хоть дела потихоньку и налаживались. «Все-таки жить в Л[енингра]де тоскливо, — писала Нина Михайловна. — И большая помеха работе и настроению, что я в комнате не одна. Но, говорят, уже имеется 300 желающих на остающиеся 10 вакансий! Жизнь понемногу налаживается. Даже 4 раза удалось наблюдать Солнце из форточки. Малые инструменты для этого пригодны. 19 I проходила огромная группа пятен — км на 300 000 длиной. Подходит максимум. Пока у нас нет ни газет, ни книг, ни научной литературы в Доме уч[еных]…»[1740]
.Но еще не прошло и года, а все уже выглядело гораздо веселее. 4 ноября 1947 г. Нина Михайловна с удовлетворением писала об этом К. А. Морозовой: «Дорогая Ксения Алексеевна! Где Вы и как В[аше] здоровье? Шлю Вам привет к 7 XI и вспоминаю как Вы с Ник[олаем] Ал[ександровичем] были у меня в этот день — моего рождения, совпадающего с национальным праздником. А теперь мне уже 70 лет — и благодаря друзьям и тов[арищам] ученым я могу продолжать науч[ную] работу не тратя последние силы на быт». И продолжала: «Трудно только ходить пешком, но до Эрмитажа близко. Вот в Академию и ун[иверсите]т попадаю очень редко. Наступила облачная осень с перерывом астр[ономических] наблюдений. Вижу зато разные свои солнечные экспедиции во сне — со всякими приключенческими происшествиями — сущие романы на море и суше! Продолжаю исследования древней науки»[1741]
.Таким образом, Н. М. Субботина включилась в когда-то привычную для нее научную и культурную жизнь и со страстью принялась наверстывать упущенное за прошедшие годы. В ее письмах послевоенного периода часто встречаются упоминания о посещенных ею лекциях, научных собраниях, спектаклях. Например, она писала Вере Аркадьевне Мичуриной-Самойловой[1742]
, председателю Пушкинского общества, 26 апреля 1948 г.: «Глубокоуважаемая Вера Аркадьевна! Позвольте, как члену Пушкинского об[щест]ва послать Вам первомайский привет и добрые пожелания! Я очень рада, что мы встретились с Вами на собрании П[ушкинского] об[щест]ва, на фильме „Юность поэта“, к[ото]рый Вы любите. Семья наша вся была пушкинисты. <…> Осада Л[енингра]да погубила мою семью, книги, мемуары, письма, портреты, библиотеку… Тем отраднее было вступить в члены Пушкинского об[щест]ва и попасть в близкую по духу и традициям среду. Обитаю я теперь в Доме престарелых ученых и работаю по своей специальности Астрономом. Затрудняют костыли и потеря слуха, но работать все же можно… С огромным удовольствием побывала в Алекс[андринском] театре — смотрела „Лес“ и переживала молодость: Марья Ал[ександровна] Островская-Шателен была мой друг…»[1743].Нина Михайловна с увлечением рассказывала о Пушкинском обществе Г. А. Тихову, хотя после смерти в 1948 г. его председательницы В. А. Мичуриной-Самойловой деятельность общества на некоторое время затихла. «У нас имеется замечательное Пушкинское об[щест]во, но после смерти председателя — артистки В. А. Мичуриной-Самойловой не было ни одного собрания, — писала она Тихову 15 января 1949 г. — И даже в Лит[ературном] музее Ин[ститу]та литературы не знают, где оно?? <…> А какие замечательные инсценировки из произведений Пушкина устраивала В[ера] А[ркадьевна] в 1947–[19]48 г. Выступали лучшие артисты оперы и Ал[ександринского] театра… „Моцарт и Сальери“, „Русалка“, „Онегин“ в концертном исполнении, в обычных костюмах, приобретали совершенно новую окраску <…> и блистали какими-то новыми гранями — вечных, общечеловеческих ценностей…»[1744]
.Г. А. Тихову же она рассказывала в письме от 11 декабря 1948 г.: «Недавно была на 175 л[етнем] юбилее Горного ин[ститу]та, где учились отец и братья. Столько хорошего вспомнилось…»[1745]
. И тут же продолжала: «26 IX в Доме ученых состоялся доклад пр[офессора] Толстова об его находках 60 древних городов, засыпанных песками. Первый найденный им город находится на краю пустыни, всего в 15 км от Ташауза. Толстов нашел столицу, дворец, а в нем библиотеку шаха с книгами — кажется на согдианском языке — до XII в., — и сообщала далее: — 8 XII ходили мы с невесткой[1746] на доклад Д. В. Наливкина о землетрясении в Ашхабаде»[1747]. Конечно, попасть всюду, куда хотелось, не получалось по разным причинам. Например, в том же письме Субботина рассказывала Тихову: «В ун[иверсите]те только что кончилась 2-х нед[ельная] научная сессия. Я не была. Хотелось поехать на доклад Фока по теории Эйнштейна и (как будто) Розанова о свечении Верхних слоев атмосферы. Не нашла провожатого и машины»[1748]. Иногда получалось что-то среднее. «На Ломоносовской сессии я опоздала на 2 часа на Ваш доклад из-за перемены времени. Очень жалела! — писала она М. А. Шателену 17 февраля 1949 г.[1749]