Жизнь Пифагора

Глава XVII

(122) Восхваляют многое и из того, что сделали его ученики в общественной жизни. Ибо говорят, что, когда у жителей Кротона вошло в обычай совершать пышные выносы и погребения, один из пифагорейцев сказал народу, что он слышал, как Пифагор говорил о богах, что Олимпийские боги обращают внимание не на большое количество жертв, а на душевное расположение жертвующих, подземные же боги, напротив, из-за того, что им досталась по жребию низшая доля, радуются битью в грудь и рыданиям, а также постоянным возлияниям и приношениям на могилу и заупокойным жертвам, совершаемым с большой расточительностью. (123) Поэтому из-за того, что ему выпала такая доля, Аида называют Плутоном [85] и тем, которые скромно воздают ему честь, он позволяет остаться наверху в мире долгое время, а из тех, кто весьма склонен к печали, всегда сводит кого-нибудь под землю, чтобы достичь почестей при поминовении усопшего. После такой беседы у слушавших возникло убеждение, что они сохранят свою жизнь, если будут умеренными в горе, если же станут проявлять неумеренную расточительность в почитании умерших, все погибнут раньше срока, отведенного судьбой. (124) Другой пифагореец, взяв на себя роль третейского судьи в деле, где не было свидетелей, прогуливаясь отдельно то с одним из ведущих тяжбу, то с другим, в обоих случаях остановился возле какого-то надгробного памятника и сказал, что лежащий здесь был в высшей степени достойным человеком. В то время как один из тяжущихся сказал об умершем много добрых слов, другой лишь спросил: «Не чрезмерна ли такая похвала?» Пифагореец подумал и склонился на сторону того, который восхвалял добронравие умершего. Другой же пифагореец, взяв на себя роль третейского судьи в большом деле, примирил обе стороны, приговорив одного из тяжущихся к уплате четырех талантов, другого получить из них два, а уплатить три, сам же он дал каждому по одному таланту из двух талантов первого лица, создав видимость тяжбы. [86] Когда двое рыночных торговцев, чтобы досадить друг другу, оставили плащ у какой-то женщины, предупредив ее не отдавать кому-нибудь одному из них до тех пор, пока они не явятся за ним вместе, но потом нарушили условие, и один из них вскоре после этого взял оставленный обоими плащ, сказав, что другой разрешил ему это сделать, а тот, не придя вместе с ним, подал на него в суд и рассказал судьям об их первоначальном условии, один из пифагорейцев, взяв на себя это дело, сказал, что груда платья сотворит человека, если оба придут вместе. (125) Два других человека, казалось, были очень дружны, но один стал молча подозревать другого, потому что какой-то льстец сказал ему, будто тот соблазнил его жену. Один из пифагорейцев случайно зашел в оружейную мастерскую в тот момент, когда считавший себя обесчещенным показывал нож оружейнику, пеняя ему на то, что нож недостаточно остр. Поняв, что тот готовится к мести якобы обесчестившему его, пифагореец сказал: «Нож у тебя острее всего, чего угодно, но только не клеветы». И, сказав это, достиг того, что человек переменил решение и опрометчиво, по ошибке, не совершил преступление против друга, которого уже пригласил к себе домой. (126) Другой пифагореец, когда у одного из приезжих в храме Асклепия упал пояс, который был инкрустирован золотом, а по закону упавшее на землю в храме нельзя было поднимать, что огорчило приезжего, велел выбрать золото, которое не касалось земли, пояс же оставить, ибо он лежал на земле. И говорят, что уже после того, как пояс был украден и спрятан в другое место не знавшими о том, что произошло в храме, людьми, в Кротоне во время театрального представления над театром пролетали журавли, и один из укравших, возвратившийся морем, сказал другому, сидящему поблизости: «Видишь свидетелей?» Услышав эти слова, один из пифагорейцев отвел их в суд к хилиарху, заподозрив в краже пояса, и судьи, допросив юношей, узнали, что те, убив нескольких из пролетавших над кораблем журавлей, которые как бы были свидетелями их поступка, бросили их в море. Поначалу юноши, как обычно, свалили вину друг на друга. Но едва их привели к Пифагору, младший, выйдя вперед, сознался, сказав, что не нужно всю вину возлагать на старшего и гневаться на них, Пифагор же, выслушав, сказал, что ему очень понравилось его поведение, но он жалеет, что тот, кто был старше, не сознался первым… [87]