Читаем Жизнь по-американски полностью

"Мне понятны его опасения, но, на мой взгляд, он принял неверное решение. Он должен был предупредить о своих намерениях и нас, и французов. Мы приняли бы меры для устранения этой угрозы Израилю. Однако, если мы ополчимся на Израиль, арабы воспримут это как сигнал к нападению. Пора бросить все силы на урегулирование ближневосточной проблемы. Эта акция — следствие страха и подозрительности с обеих сторон. Нам надо взяться за дело умиротворения всерьез…

По закону я обязан обратиться к конгрессу с просьбой провести расследование и решить, имело ли место нарушение закона, запрещающего использование построенных в Америке самолетов для нападения. Честно говоря, если конгресс решит, что такое нарушение было, я воспользуюсь своим правом вето. Ирак формально все еще находится с Израилем в состоянии войны, и я склонен думать, что он в самом деле решил делать у себя атомную бомбу".

Формально Израиль действительно нарушил соглашение о неиспользовании произведенного в Соединенных Штатах оружия для нападения, и некоторые члены кабинета настаивали, чтобы я применил к нему соответствующие санкции. Мы послали израильскому правительству ноту, в которой осудили налет на реактор, и в знак своего неодобрения приостановили на некоторое время запланированные поставки военных самолетов. Я понимал, почему Бегин принял решение бомбить реактор, и в глубине души считал, что он был прав. Я не сомневался, что Ирак на самом деле пытался сделать атомную бомбу.

Однако в Саудовской Аравии и других арабских странах налет вызвал взрыв негодования. Саудовская Аравия стала еще более настойчиво требовать радарные системы АВАКС. Отмечая, что по пути в Ирак израильские самолеты нарушили ее воздушное пространство, Саудовская Аравия заявила, что налет лишний раз показал, какую угрозу Израиль представляет для всех арабских стран, и что ей нужны системы АВАКС, которые бы заблаговременно оповещали о налете израильской авиации.

Вопрос о продаже радаров Саудовской Аравии тлел в конгрессе все лето и вспыхнул жарким пламенем в начале осени. Согласно правилам, конгресс мог запретить продажу самолетов большинством голосов обеих палат. Сторонники Израиля уже заручились поддержкой палаты представителей. Так что основные бои должны были развернуться в сенате, где у нас было незначительное большинство, но где было много и друзей Израиля.

В начале сентября в Вашингтон прибыл премьер-министр Израиля Бегин. Конгресс только что одобрил сокращение налогов — стержневую меру в нашей программе экономического оздоровления. Никаких других законопроектов на рассмотрении конгресса не было, и продажа АВАКСов вдруг оказалась в центре внимания. После официальной встречи на Южной лужайке мы с Бегиным удалились в Овальный кабинет для предварительной беседы. Я предложил ему называть меня Рональдом, а он в свою очередь согласился, чтобы я называл его Менахем. Позднее мы встретились с ним в комнате для заседания кабинета министров в присутствии своих советников, и, как я и ожидал, Бегин обратился ко мне с просьбой не продавать радары Саудовской Аравии. Он сказал, что в Кемп-Дэвиде Израиль пошел навстречу арабам. В обмен на признание Египтом права Израиля на существование (за эту уступку Анвар Садат был изгнан из Лиги арабских государств) он согласился вернуть Египту в апреле 1982 года Синайский полуостров, захваченный Израилем во время войны 1967 года, и дать автономию палестинцам, живущим в секторе Газа и на Западном берегу реки Иордан (эти территории также были захвачены Израилем во время войны).

Бегин настаивал, что все это накладывает на Соединенные Штаты обязанность всеми мерами обеспечивать безопасность Израиля. Мне была понятна его тревога. Израиль — маленькая страна, со всех сторон окруженная врагами. Международное сообщество требовало от него, чтобы он выполнил решение 242 Совета Безопасности и отвел войска из всех районов, захваченных им в течение войны 1967 года, включая Западный берег реки Иордан. Без Западного берега Израиль местами тянется такой узкой полоской, что снаряд, выпущенный из орудия с одной стороны его территории, может перелететь на другую.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное