Читаем Жизнь по-американски полностью

В течение зимы и ранней весны 1982/83 года король Хусейн вел переговоры с сирийцами, а мы продолжали уговаривать Бегина отвести войска из Ливана, чтобы можно было возобновить работу по выработке широкого мирного урегулирования и чтобы международный экспедиционный корпус мог вернуться бы домой. Но он твердил, что Израилю необходимо держать войска в Ливане, иначе он утратит то преимущество над Сирией и ООП, которое завоевал в ходе войны, стоившей Израилю сотен жизней. Советы же ответили на разгром Израилем сирийской армии, оснащенной советским оружием, поставками нового, самого современного вооружения.

Мы признавали, что у Израиля были основания для тревоги за безопасность населения, живущего вблизи его северной границы, но все мы — я, Шульц и Хабиб — непрестанно заверяли Израиль, что в случае, если Израиль отведет войска из Ливана, Соединенные Штаты позаботятся о том, чтобы он не оказался в проигрыше. Однако Бегин был непоколебим, и моя ближневосточная мирная инициатива топталась на месте. Израиль же, в нарушение резолюции 242 Совета Безопасности, продолжал основывать все новые и новые поселения на Западном берегу, что выбивало почву из-под моего плана умиротворения. Мирное урегулирование ближневосточных проблем ускользало из наших рук.

По всему Ближнему Востоку были разбросаны миллионы палестинцев, и все они считали территорию Израиля и Западный берег (где жили 1,7 миллиона палестинцев) своими исконными землями. Было очевидно, что прочного мира на Ближнем Востоке не будет, пока мировому сообществу не удастся найти пристанище для этих людей. Хотя Израиль заявлял, что имеет право на территории, которые населяли предки современных евреев, предки палестинцев тоже жили на Западном берегу в течение многих столетий.

Президент Египта Мубарак приехал в Вашингтон в начале 1983 года и, еще раз подтвердив свое горячее желание поддерживать с Соединенными Штатами тесные дружеские отношения, сказал, что отказ Израиля вывести войска из Ливана и рост числа еврейских поселений на Западном берегу вызывают возмущение в арабском мире и тормозят возникшую было благоприятную реакцию на мою сентябрьскую инициативу. Если в ближайшее время не удастся сдвинуть Израиль с мертвой точки, эта инициатива "просто сгинет без следа". Я вполне был с ним согласен. Но сказал ему, что виноват не один Израиль. Это он признал. "Он считает, — записал я в дневнике, — что Израиль и Сирия, при всей их враждебности, может быть, ведут какую-то игру… Не исключено, что они лелеют планы раздела Ливана".

Многие евреи в Америке и в Израиле были возмущены обстрелом Бейрута, который предпринял Шарон и последствия которого во всех ужасающих подробностях были показаны на телевизионных экранах, а также попустительством бойне, учиненной христианами в палестинских лагерях Сабра и Шатила. Они расценили эти действия как несовместимые с моральными устоями своей культуры и говорили мне, что политика Бегина и Шарона противоречит принципам, на которых был основан Израиль. Многие высказались в поддержку моей инициативы, и некоторые даже выступили с публичной критикой Бегина и Шарона. Несомненно, это далось им нелегко — они ведь преданы Израилю, — но все же они высказали свое несогласие с действиями его правительства, потому что желали прочного мира своей любимой стране. Я надеялся с их помощью, а также учитывая, что политика Бегина и Шарона подрывает дружеские отношения между Соединенными Штатами и Израилем, в конце концов убедить Израиль вывести войска из Ливана. Однако прошла зима, наступила весна, а Бегин стоял на своем. Мне кажется, что его решимость зиждилась на уверенности, что сторонники Израиля в конгрессе не допустят, чтобы Соединенные Штаты сократили помощь Израилю, а также на моих неоднократных обещаниях, что Америка никогда не откажется от своих обязательств в отношении Израиля.

В феврале 1983 года, после того как расследование подтвердило, что Шарон был косвенно повинен в массовых убийствах палестинских беженцев в бейрутских лагерях, он был вынужден уйти с поста министра обороны, и на его место пришел Моше Аренс, который до этого был послом Израиля в Вашингтоне. Я надеялся, что с его приходом политика Израиля изменится и процесс умиротворения возобновится.

Когда министр иностранных дел Ливана приехал в Вашингтон весной 1983 года, я заверил его, что мы по-прежнему намерены добиваться быстрейшего вывода всех иностранных войск из Ливана и что до тех пор наши морские пехотинцы останутся в Ливане.

Он рассказал мне про свой печальный опыт отношений с американскими президентами: все они поначалу берутся решать ливанскую проблему, но, "сделав несколько шагов вперед, отступают". На это я ответил, что у меня в конструкции заднего хода просто не предусмотрено.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное