Мне до сих пор непонятны мотивы, которые побуждали некоторых конгрессменов оказывать столь яростное сопротивление планам помощи правительству Сальвадора. Даже если они руководствовались самыми благими намерениями, в конечном итоге играли на руку Москве. Соединенные Штаты начали поставки вооружения и боеприпасов в Сальвадор для борьбы против партизан-марксистов еще при Джимми Картере. Придя в Белый дом, я решил продолжать эти поставки. Нельзя отрицать, что в Сальвадоре, в том числе в правительственных службах безопасности, были крайне правые элементы, попиравшие закон и совершавшие жестокие преступления против человечности. Иногда их жертвами становились невинные люди. Но марксистские повстанцы в своих попытках захватить власть в стране не останавливались ни перед чем, убивая крестьян, сжигая и присваивая их урожай, взрывая плотины и разрушая линии электропередач. Не сумев завоевать симпатии народа, они лишали его продовольствия, воды, электричества и самой возможности зарабатывать на жизнь. Под нашим давлением сальвадорское правительство встало на путь демократических перемен. Оно провело реформу и назначило свободные выборы. Мы требовали, чтобы из вооруженных сил Сальвадора были изгнаны правые экстремисты. К середине 80-х годов было сформировано первое демократическое правительство во главе с президентом Хосе Наполеоном Дуарте.
По моему убеждению, положение в Центральной Америке оказалось столь серьезным, что у нас просто не было выбора. Даже из соображений простой справедливости мы были обязаны помочь народу этого региона бороться с кровожадными повстанцами, вознамерившимися отнять у него свободу.
Я редко выхожу из себя, но однажды все же не сдержался. Это было во время совещания в Овальном кабинете, когда Тип О’Нил в очередной раз разглагольствовал о недопустимости наших действий в Центральной Америке. В порыве гнева я сказал ему: "Сандинисты открыто заявили, что идут по пути коммунизма и намерены оказывать содействие марксистским революциям во всех странах Центральной Америки… они убивают и пытают людей! Какого черта вы от меня хотите — чтобы я сидел сложа руки и никак им не препятствовал?"
За восемь лет президентства я многократно высказывал свое разочарование — а порой и досаду — по поводу нежелания американского народа и конгресса принимать всерьез угрозу, исходящую из Центральной Америки. Белый дом регулярно получал результаты опросов общественного мнения, из которых мы узнавали, что американцы думают о политике правительства. Я часто говорил о проблемах Центральной Америки по телевидению, выступал перед совместными заседаниями обеих палат конгресса, а также на различных собраниях и встречах и каждый раз надеялся, что американцы меня поддержат и вынудят конгресс прислушаться к их мнению, как это было с пакетом экономических реформ.
Но результаты опросов показывали, что американцы в своей массе были совершенно равнодушны к событиям в Центральной Америке; более того, многие даже не знали, где находятся Никарагуа и Сальвадор. А таких, кто разделял мои опасения относительно проникновения коммунистов в Западное полушарие, было слишком мало, чтобы оказать серьезное давление на конгресс.
Это безразличие, по моему мнению, в значительной мере было следствием поствьетнамского синдрома. Страна прониклась настроениями изоляционизма. Такого я не наблюдал с времен "великой депрессии". Кроме того, сандинисты и сальвадорские повстанцы умело манипулировали прессой и общественным мнением. Нанятая ими фирма развернула продуманную пропагандистскую кампанию, изображая их чуть ли не последователями Авраама Линкольна и Джорджа Вашингтона. Ничего более лицемерного нельзя было себе представить: никем не избранное деспотическое правительство Никарагуа ханжески обвиняло нас в подрывной деятельности, тогда как само с помощью винтовок и минометов вело подрывную деятельность против законно избранных правительств в соседних странах Центральной Америки.
Эта кампания дезинформации имела успех отчасти еще и потому, что многие репортеры в своих сообщениях о событиях в Центральной Америке отказывались от того здравого журналистского скептицизма, с которым они подходили к другим темам международной жизни. Видимо, привыкнув за время войны во Вьетнаме изображать дядюшку Сэма в роли злодея, журналисты не желали рисовать "контрас" в положительном свете хотя бы потому, что на их стороне было правительство Соединенных Штатов. А может быть, им представлялось, что трогательные картинки "бедненьких сандинистов" и сальвадорских повстанцев, отважно сражающихся с "северным Голиафом", больше могут рассчитывать на успех у читающей публики.