Читаем Жизнь по-американски полностью

Именно потому, что членам конгресса так легко добиться переизбрания, а партии большинства — обеспечить себе при очередном переделе избирательных округов, грубо говоря, "верняк", демократы и могли в течение стольких лет держать под контролем палату представителей, а часто также и сенат. Однако опросы общественного мнения и результаты президентских выборов свидетельствуют, что американский народ все больше склоняется на сторону Республиканской партии. Дело в том, что лидеры Демократической партии постепенно отдаляются от тех ценностей, которые дороги большинству американцев, хотя и продолжают заявлять, что представляют их интересы.

Теряя политических сторонников и вместе с ними надежду захватить Белый дом, демократы пытаются навязывать народу свои взгляды через законодательство, в основном используя свое большинство в конгрессе и право распоряжаться федеральным бюджетом. При этом они все чаще переступают невидимую черту, проистекающую из принципа разделения властей, который заложен в нашей конституции.

В отличие от конгрессменов, президент избирается всем народом. В его руках сосредоточена исполнительная власть, и он отвечает за безопасность страны и ее граждан. Я вовсе не утверждаю, что он (а может быть, когда-нибудь это будет "она") волен делать все, что хочет. Но каждые четыре года американцы избирают президента и в ходе долгой избирательной кампании видят его в деле, узнают о его взглядах и убеждениях, оценивают его трезвость, дальновидность и т. д. Затем избиратели делают выбор. Они выяснили, каковы планы и намерения обоих кандидатов. И они отдают свой голос лучшему и вверяют ему свое будущее.

Нельзя, чтобы 535 человек — члены сената и палаты представителей — коллективно руководили внешней политикой. Ее осуществляет президент. И если он делает не то, что хочет народ, народ ему и предъявит свои претензии.

Я всегда считал, что в вопросах внешней политики обе партии должны выступать сообща. До 1970 года так это и было: в Америке существовала сильная традиция двухпартийного консенсуса в вопросах внешней политики, основанного на принципах защиты мира, демократии, свободы индивида и законности. Затем конгресс стал выдвигать один за другим законопроекты, направленные на ограничение власти президента во многих сферах жизни — торговле, правах человека, продаже оружия, помощи другим государствам, контрразведке, направлении войск в районы кризисных ситуаций. Требуя передачи себе всех этих прерогатив, конгресс зачастую не мог говорить единым твердым и ответственным голосом и являл миру картину несогласованности и противоречий. Нашим дипломатам становилось трудно вести последовательную политику. Я отнюдь не отрицаю, что в конгрессе заседает большое число патриотично настроенных и благоразумных людей и что они имеют право отстаивать свои убеждения. И во внешней, и во внутренней политике конгресс — партнер президента; мудрость не является прерогативой хозяина Белого дома. Но возникают ситуации, когда только президент знает все обстоятельства дела, и тогда ему не следует мешать вести страну за собой и принимать решения, основанные на той информации, которая ему доступна, и на том доверии, которое ему оказал народ. Это не значит, что он может преступать законы, принятые конгрессом согласно установленной процедуре.

К сожалению, конгресс то и дело напоминает нам, что он — политический организм. Многие — слишком многие! — члены конгресса озабочены лишь одним: как обеспечить себе переизбрание на следующий срок; и вместо того, чтобы заниматься законодательством, они часто разыгрывают циничные спектакли и улещают обладателей наиболее толстых кошельков.


В течение 1984, 1985 и 1986 годов Тип О’Нил и его сторонники наращивали кампанию против "контрас", в результате которой никарагуанские борцы за свободу начали испытывать нехватку оружия и боеприпасов, а иногда и продовольствия и медикаментов. Вдобавок О’Нил, заявив, что намеревается в 1986 году уйти от политической деятельности, убедил товарищей-демократов на прощание проголосовать за билль, запрещающий всякую помощь "контрас". Таким образом, в вопросы внешней политики вмешался посторонний фактор — симпатии конгрессменов к пользовавшемуся большой популярностью спикеру палаты представителей.

Теперь передо мной встала задача добиться отмены этого решения и вернуть себе право помогать "контрас". А пока я считал необходимым делать для них все, что не было запрещено законом. "Мы должны помочь им выжить", — сказал я своим сотрудникам.

Я был уверен, что и в других странах должны быть силы, которые, так же как и мы, озабочены угрозой демократии в Латинской Америке, и я решил организовать международную помощь "контрас". На мой призыв откликнулось несколько союзных нам государств, считавших, что борьба за демократию — наше общее дело. Я полагал — и не изменил своего мнения до сегодняшнего дня, — что президент имеет полное конституционное право и обязанность делиться в подобных случаях своими взглядами с лидерами других государств.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное