Читаем Жизнь по-американски полностью

— Ирано-иракская война застыла на мертвой точке. Иран грозил запретить проход судов через пролив Ормуз, и обе воюющие стороны заявили о своем праве нападать на танкеры других государств, которые препятствуют передвижению их войск.

— Тем временем проиранская исламская организация "Джихад" и "Партия Аллаха" — "Хизбаллах", группа террористов, которая базировалась в Сирии и находилась под контролем и на содержании "Стражей исламской революции", развернули беспрецедентную кампанию терроризма против граждан Соединенных Штатов. У нас были основания полагать, что взрыв в нашем посольстве в Бейруте и нападение на лагерь морских пехотинцев в 1983 году были организованы "Хизбаллах", так же как и нападение на посольский флигель год спустя.

Захват Ираном наших заложников в Тегеране и беспомощность американского правительства перед лицом этого неслыханного нарушения международных норм натолкнули террористов "Хизбаллах" на мысль, что похищение и истязание ни в чем не повинных американцев можно использовать как орудие давления на Соединенные Штаты, чтобы заставить их отказаться от своей политики на Ближнем Востоке. В начале 1985 года в руках террористов находилось пятеро заложников, включая Уильяма Бакли, который возглавлял отдел ЦРУ в Бейруте. В первые дни нового 1985 года был похищен еще один американец, отец Лоуренс Мартин Дженко, глава католической службы милосердия в Ливане. Можно было ожидать, что за ним последуют новые жертвы.

Проблема, как вызволить наших заложников, досталась мне в наследство от Джимми Картера, и я покинул Белый дом, так и не найдя ей решения.


На одном утреннем заседании Совета национальной безопасности кто-то вручил мне альбом с фотографиями. Сначала мне показалось, что это просто полученные с самолета снимки какой-то пустынной местности. Потом я узнал "Ранчо дель сьело" и разглядел свою лошадь Эль-Аламейн и лошадь Нэнси — Ноу Стрингз. Обе они паслись в загоне. Снимки были сделаны с одного из наших спутников с расстояния в несколько сотен миль. Кому-то показалось, что мне это будет интересно.

Наши искусственные спутники поставляли нам бесценные сведения, помогавшие оценить вооруженную мощь других стран. С их помощью мы узнавали многое о враждебных нам государствах. Разумеется, у нас также были разведчики — смелые люди, чьи имена никогда не станут известны американскому народу, — которые рисковали жизнью, чтобы предотвратить потенциально разрушительные террористические акты против нашей страны. Подробности этих операций я не имею права разглашать даже сегодня, потому что это поставит под удар нашу агентуру.

И все же, хотя у нас была первоклассная космическая техника, а Билл Кейси поднял нашу секретную службу на небывалую высоту и Америка обладала огромной военной мощью, мне пришлось убедиться — как и до меня президенту Картеру, — что глава самого могучего в мире государства беспомощен, когда речь идет о сравнительно простой задаче — найти и освободить американского гражданина, которого держат в плену далеко от Америки.

Террористы, похитившие наших граждан в Ливане, часто перевозили их с места на место, обычно по ночам, и содержали поодиночке в разных помещениях. Нашей разведке иногда удавалось внедрить своих людей в террористические группы на Ближнем Востоке, но таких агентов было слишком мало, а групп, движимых ненавистью к Соединенным Штатам, — десятки. Было чрезвычайно трудно установить, какая именно из этих разбойничьих организаций провела тот или иной террористический акт. Большинство террористов непрерывно перемещались, скрываясь среди гражданского населения городов или в опорных пунктах в пустыне, или в горах. Иногда одна из групп брала на себя ответственность за террористический акт, которого она не совершала, а иногда ответственность за одно и то же зверство брали на себя сразу две или три группы.

Хотя мы не прекращали поисков ни на минуту, было очень трудно установить, где в данный момент находится тот или иной заложник. Мы создали специальные ударные отряды для операций по спасению заложников. Но, даже когда мы точно знали, что в таком-то доме содержатся заложники, мы не смели просто взять дом штурмом, так как опасались, что к тому времени, когда мы до них доберемся, их уже не будет в живых. Даже слух или заметка в газете о предполагаемом освобождении могли оказаться для них смертным приговором.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное