Жизнь по-американски

Нэнси стала развешивать по стенам палаты фотографии, которые привезла из дома. Такая у меня жена — куда бы нас ни занесла судьба, она сразу начинает вить гнездо. Знакомые фотографии несколько скрасили мне первые два дня после операции, когда я сильно страдал от боли и почти не спал.

Кстати, удивительное совпадение: всего за две недели до этого мой брат перенес примерно такую же операцию.

В понедельник, когда мне привезли из Белого дома дневник, я записал в нем: "Нэнси принесла еще несколько фотографий, цветы и массу приветов и пожеланий скорейшего выздоровления. Сегодня утром я заснул и проспал до обеда. Боли почти нет. В тканях, которые послали на биопсию, обнаружены раковые клетки. Доктора клянутся, что вырезали все подозрительное, но все же мне теперь надо будет регулярно проверяться в течение пяти лет. Ночь с понедельника на вторник провел плохо. Без конца просыпался и утром чувствовал себя совсем разбитым. Однако встал с постели и немного прошелся".

Во вторник ко мне в больницу пришел Дон Риган, и мы занялись текущими делами. Нэнси развесила по стенам еще несколько фотографий. Как всегда — вот уже тридцать с лишним лет, — она была рядом, когда я в ней нуждался, красивая, цветущая, веселая, со своей неповторимой улыбкой. Как мне все-таки повезло с женой!

На стенах моей палаты вскоре не осталось свободного места — повсюду висели окантованные цветные фотографии ранчо, Кемп-Дэвида и нашей семьи. За дверью палаты на столиках стояли вазы с цветами, которые мне прислали со всех концов света. "Мне делается легче, когда я гляжу на них, — писал я в дневнике. — Сегодня гулял по коридору. Нэнси принесла в детскую палату воздушные шарики и цветы, а дети подарили ей свои рисунки. Когда она присела у постели одного мальчика (тринадцати лет), его пульс подскочил с 70 до 130. Во вторник ночь прошла спокойнее. Спал, не просыпаясь, до пяти часов утра…"

В среду 17 июля я чувствовал себя значительно лучше, хотя кое-где еще и побаливало. Приходили Джордж Буш, Дон Риган и еще несколько сотрудников Белого дома, и мы обсуждали бюджетные бои в конгрессе. Моя следующая запись в дневнике, хотя я об этом в то время не подозревал, касается события, которое послужило началом дела "Иранконтрас".

"Чудо из чудес, — писал я. — Впервые за эти дни мне разрешили что-то съесть, а не влили через трубку. Выпил чашку чая. Сижу и жду, что будет. Вечером выпил еще чашку, и опять обошлось. Доктор сказал, что, может быть, завтра удалит трубку. Какие-то иранцы зондируют почву. Завтра приедет Бэд Макфарлейн, чтобы это обсудить. Может быть, наконец-то удастся освободить семерых заложников в Ливане. Судя по всему, иранская экономика не выдерживает напряжения войны с Ираком".

Я до сих пор имею "зуб" против газет, которые писали по поводу моей операции: "У президента рак". А на самом деле у президента рака уже не было. Да, доктора обнаружили у меня опухоль, которая перерождалась в раковую. Они вырезали ее и на всякий случай часть кишки. Но в соседних тканях раковых клеток не было. Рак развивался в полипе, а полип был удален. Да, я перенес довольно тяжелую операцию, но об этом не стоило писать в таких тонах.

Нечто очень похожее произошло дней через десять после моей выписки из больницы.

У меня уже много лет была на носу небольшая шишка, которую я считал прыщиком. Когда я вернулся из больницы домой, обнаружил, что эта шишка немного воспалилась. Я решил, что лейкопластырь, который удерживал на месте трубку в носу, вызвал раздражение. Однако, когда на шишку посмотрел дерматолог, он решил отщипнуть от нее кусочек и послать на биопсию. Анализ показал, что это — карцинома, которая не представляет собой серьезной опасности, но которую лучше удалить.

И опять в некоторых газетах появились сообщения, что у меня рак. Доктора говорили, что такие карциномы весьма обычны у людей, которые проводят много времени на солнце. За год до этого у Нэнси с верхней губы удалили точно такую же карциному. Я же почти всю жизнь провел под открытым небом — с того самого времени, как начал работать спасателем. Я очень любил загорать и почти никогда не знал солнечных ожогов. А когда стал киноактером, мне пришлось загорать поневоле, потому что грим не ложился на мое лицо. Каждую весну я раньше всех начинал нарабатывать загар. Теперь доктора сказали, что мне надо поменьше бывать на солнце или по крайней мере надевать шляпу и застегивать до горла рубашку. Вечером я записал в дневнике: "Во время операции по поводу полипа доктора обнаружили у меня дивертикулы — полости в стенках кишечника, которые воспаляются, если их забивают мелкие частички пищи, — и запретили мне есть арахис и воздушную кукурузу. А я с детства обожал воздушную кукурузу и мог бы, кажется, прожить на ней одной. Никогда бы не поверил, что смогу от нее отказаться. А вот пришлось".

Через три недели после выписки из больницы доктора разрешили мне уехать на ранчо, чтобы там окончательно восстановить силы.