Жизнь по-американски

Я попросил Джорджа Шульца, ни в коем случае не отступая от наших основных позиций, продолжать зондировать возможность встречи в верхах. В июне, получив новое письмо от Черненко, которое во многом повторяло его предыдущее послание, я записал в дневнике: "У меня твердое убеждение, что мы должны продолжать начатое. Я получил его ответ на мое письмо, и он подтверждает мою мысль о том, что Советы замышляют планы против нас и желают нам зла. Но в то же время они опасаются нас и считаются с нашей угрозой".

Приближались выборы 1984 года. Некоторые из наших экспертов по Советскому Союзу говорили мне, что нечего ожидать какого-либо движения со стороны русских, пока выборы не пройдут. Наши специалисты по разведке считали, что Черненко и другие советские лидеры решили не отвечать положительно на наши предложения о встрече в верхах, потому что считают, что их согласие помогло бы моему переизбранию. У меня нет возможности убедиться в правдивости этой информации, но я не удивлюсь, если это так и было.

В последующие несколько месяцев мы поняли, что Черненко не был единоличным руководителем коммунистической партии и политбюро, как Брежнев и даже как Андропов, а делил власть с высшими советскими лидерами.

Нам говорили, что, как и Андропов, Черненко был болен и вряд ли мог долго прожить. Появляясь на публике, он редко когда говорил без шпаргалки. Еще один старый приверженец твердой линии сталинской эпохи, Андрей Громыко, своими действиями навлек критику советской внешней политики, и именно по его рекомендации Советы бойкотировали Олимпиаду.

В середине лета русские сообщили Джорджу Шульцу, что хотели бы вернуться к столу переговоров по вооружениям, но для обсуждения только одного пункта, который они называли "милитаризацией космоса", — намек на наши исследования в области стратегической оборонной инициативы.

Советы требовали, чтобы мы прекратили работы по СОИ как раз в тот момент, когда от наших ученых мы начали получать информацию о том, что она может оказаться действенной.

В то же время мы знали, что у Советов уже есть противоракетное оружие, которое в некоторых отношениях превосходит наше.

Тем же летом я давал ежегодный ужин для дипломатического корпуса, моим соседом снова был его дуайен — Анатолий Добрынин. Он подтвердил, что Советы хотели бы встретиться в сентябре в Вене, но разговор будет только о космических вооружениях. Я сказал ему, что мы приедем в Вену, но для того, чтобы обсудить все типы ядерного оружия, действующего в космосе, включая баллистические ракеты. Так мы ни о чем и не договорились, но я высказал все, что считал нужным.

В конце июля, сделав остановку в Лос-Анджелесе, чтобы открыть Олимпиаду, Нэнси и я провели две недели на ранчо — самый длинный непрерывный период нашего пребывания там. Нэнси была занята подготовкой к свадьбе Пэтти, и это дало мне время, сидя в седле, подумать о зашедших в тупик отношениях с Советами. И я пришел к следующему решению.

Каждый год в сентябре Громыко обычно присутствовал на открытии сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке. Обсудив свое решение с Джорджем Шульцем и Бэдом МакФарлейном, я решил после встречи в ООН пригласить его посетить Белый дом для непосредственного разговора. Я записал в своем дневнике после обсуждения этой идеи с Джорджем и Бэдом: "Я чувствую, что мы ни к чему не придем в обсуждении сокращения вооружений, пока они будут так же с подозрением относиться к нашим планам, как мы — к их. Полагаю, мы должны встретиться, чтобы попытаться убедить их, что не имеем против них ничего, но думаем, что они имеют что-то против нас. Если мы сможем прояснить обстановку, возможно, сокращение вооружений не будет казаться им невозможным".

Не выразив сначала заинтересованности в моем предложении, Громыко затем согласился приехать в Белый дом 28 сентября. В дневнике я отметил: "Я хочу объяснить ему причину нашего недоверия к ним. Возможно, если мы ослабим взаимную подозрительность, переговоры по вооружениям пойдут быстрее".