Читаем Жизнь по-американски полностью

Участвуя в выборах в тот год, я начал получать все больше приглашений от республиканцев выступить с речью на их обедах и собраниях по сбору средств, и мало-помалу они стали воспринимать меня как одного из них, хотя формально я все еще оставался демократом. Когда большинство демократов высказались за национализацию здравоохранения, я выступил против. "Если сегодня не приостановить этот процесс, — сказал я, — настанет день, когда на закате лет мы будем рассказывать своим внукам, какой была Америка, когда человек был свободен".

В 1962 году, поддерживая Никсона в его неудавшейся попытке сместить губернатора Калифорнии, демократа Эдмунда Дж. Брауна, я сделал официальное заявление. В тот день я выступал на собрании по сбору средств для республиканского кандидата. Собрание это проходило неподалеку от моего дома, в Пасифик-Палисейдс. Посреди моего выступления одна из слушательниц вдруг обратилась ко мне с вопросом: "Скажите, вы уже зарегистрировались в качестве республиканца?" "Еще нет, — отвечал я, — но собираюсь". "Я веду регистрацию," — произнесла женщина и, пройдя по проходу между кресел, положила передо мной регистрационный бланк. Я подписал бланк, став таким образом республиканцем, а затем обратился к аудитории: "И где только я был раньше?"

20

К началу 1960 года фирма "Дженерал электрик" получила больше заявок на мои выступления со всех концов страны, чем я мог выдержать. И вот несмотря на то, что все шесть лет правления Эйзенхауэра я говорил одно и то же, я внезапно получил ярлык "правофлангового экстремиста". Либералы даже мысли не допускали о том, что кто-то может призывать к ограничению власти правительства.

Некоторые из тех стрел, которые я выпускал по прежнему политическому лагерю, похоже, попали в цель. После того как демократы выиграли президентские выборы 1960 года, почти в каждом городе, где я выступал, я встречал членов кабинета или других официальных лиц из администрации Кеннеди. По странному совпадению эти люди должны были выступать со своими речами в тот же день, что и я. В телевизионной практике мы называли это "контркомпоновкой", задача которой — выбить соперника, организовав конкурирующее шоу. Конечно, доказательств того, что эти встречные выступления были задуманы заранее, специально, у меня нет, но и воспринимать их как случайное совпадение тоже довольно трудно.

В 1962 году произошла смена руководства в компании "Дженерал электрик", что положило конец и моим восьмилетним и вполне меня устраивающим отношениям с фирмой. Ральф Кординер ушел на пенсию, и новый управляющий предложил мне расширить мои обязанности. В дополнение к роли постоянного ведущего "Дж. Э.-Театр" мне предложили стать своего рода питчером[27]

для продукции "Дженерал электрик" — то есть, по сути, коммивояжером.

Я ответил, что, отдав столько сил и времени пропаганде принципов, в которые верю, я не собираюсь торговать вразнос тостерами.

Управляющий настаивал, я упирался, и в конце концов они расторгли наш договор.

Именно тогда я понял, что мое постоянное присутствие на экранах в программе "Дж. Э.-Театр" вызывало у владельцев кинотеатров отнюдь не самые теплые ко мне чувства. И все же та часть моей души, которая мечтала о карьере актера, еще была жива, и в 1964 году я снялся в своем последнем фильме — "Убийцы".

Впервые за свою артистическую карьеру я играл злодея. Реакция, последовавшая за этим, еще раз убедила меня, насколько прав был Джек Уорнер, предлагая мне роли добропорядочного обывателя в "салонных" комедиях.

Фильм "Убийцы" не был новым, его экранизировали заново с ленты 1946 года, где в главной роли был Берт Ланкастер. В основе фильма лежал рассказ Эрнеста Хемингуэя. Я видел старый фильм и не могу сказать, что он мне очень понравился: по сценарию злодеями были все, и никому не хотелось сочувствовать.

Когда студия "Юниверсал" пригласила меня на пересъемки, предложив сыграть гангстера, первым моим побуждением было отказаться. Но представители студии знали подход к актерам, умело воздействуя на самолюбие. "Но вы же еще ни разу не играли злодеев", — сказали мне.

Это был вызов, не принять который не мог ни один актер. Я согласился.

Позже мне говорили, что зрители под конец фильма ожидали, что я вновь превращусь в доброго, хорошего парня и разделаюсь со злодеями — ведь они привыкли видеть меня именно в таком образе. Однако превращения не произошло, и, как бы там ни было, успеха фильм не имел.

Моя карьера киноактера близилась к концу, но я по-прежнему получал немало предложений от телевидения на роль ведущего в телесериалах. Вскоре я принял одно из них, согласившись вести, а иногда и играть в сериале "Долина смерти".

Если я не был занят на съемках того или иного эпизода, я просто приезжал на студию со своего ранчо, записывал на пленку свое вступление к следующей серии и уезжал обратно. Бывало, что мне даже не нужно было переодеваться и я приезжал в студию в обычной одежде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное