Читаем Жизнь по-американски полностью

После того как стало известно о моем согласии участвовать в предварительных выборах, со всех концов страны мне стали звонить сторонники Республиканской партии, спрашивая, верно ли, что мое имя будет в списках на выдвижение в кандидаты.

Я обычно отвечал: "Да, верно, но я не собираюсь баллотироваться на пост президента". Тогда мне отвечали: "Это все, что мы хотели узнать, мы будем считать вас реальным кандидатом и вести кампанию, исходя из этого".

"Тогда мне придется отказаться, если вы это сделаете, — я не являюсь реальным кандидатом".

"Мы знаем, — отвечали они, — но все равно мы будем действовать именно так".

Весной, во время поездок по стране с выступлениями, в которых я отстаивал идеи республиканизма и придерживался одиннадцатой заповеди, я встречался с этими людьми, повторял то, что уже говорил им по телефону, и отказывался дать согласие на внесение моего имени в бюллетени первичных общенациональных выборов. Но даже это не помогло. Многие высокопоставленные члены Республиканской партии Калифорнии продолжали убеждать меня, что просто глупо не использовать все имеющиеся у меня шансы для выдвижения, однако я говорил, что не хочу баллотироваться на пост президента, и действительно не хотел этого.

К началу августа, когда в Майами-Бич открылся съезд Республиканской партии, Джордж Ромни уже потерял свою первоначальную силу и основная борьба шла между Рокфеллером и Никсоном, который после поражений в 1960 и 1962 годах завершал свой мощный политический реванш. Приехав на съезд, я очень удивился, когда узнал, что большое число делегатов призывают поддержать меня, но тем не менее продолжал говорить, что не являюсь кандидатом, и по-прежнему не хотел этого. Они же отвечали, что я являюсь кандидатом.

Однажды, в разгар съезда, ко мне подошел бывший сенатор Уильям Ф. Ноуленд и сказал, что хочет поставить меня в известность о том, что делегация штата Калифорния намерена распространить специальное заявление, в котором сообщается, что по единодушному мнению членов делегации меня следует считать истинным и настоящим кандидатом на выдвижение.

"Черт возьми, Билл, вы же знаете, что это неправда. Я буду вынужден отказаться, если они сделают это", — сказал я. "Мы понимаем, Рон, но о вас так много говорят. Мы думаем, что вы окажетесь просто посмешищем, если кто-то скажет, что мы не считаем вас серьезным кандидатом".

После голосования я набрал значительное количество голосов вслед за Никсоном и Рокфеллером, но у Никсона было абсолютное большинство; тогда я выбежал вперед, вспрыгнул на помост и попросил у председателя разрешения обратиться к съезду.

Сначала мне было отказано, поскольку это нарушало процедуру, но через минуту все согласились отступить от правила, и мне дали слово. Я внес предложение поддержать выдвижение Ричарда Никсона без голосования, и зал ответил единодушным шумным одобрением.

Позже Рокфеллер сказал мне: "Вы не набрали того количества голосов, на которое мы рассчитывали; мы думали, что вы придержите Никсона". Полагаю, он рассчитывал на то, что я заберу достаточное количество голосов у Никсона, обеспечив выдвижение — путем раскола — ему.

На следующий же день на яхте наших друзей мы с Нэнси отправились в путешествие к островам Флорида-Кис — только мы вдвоем и команда.

В первую ночь мы проспали четырнадцать часов, и вообще должен сказать, что никогда в жизни мы не испытывали такого блаженства.

Из-за того что я согласился быть "выдвиженцем" от партии штата, некоторые считали, что еще тогда, в 1968 году, я "заразился вирусом" президентства. Но это неправда. Когда Никсон получил выдвижение, никто в мире не испытывал такого облегчения. Я знал, что не готов стать президентом.

Мы провели на яхте почти три дня и больше не вспоминали о съезде. Вернувшись в Калифорнию, мы чувствовали себя отдохнувшими и счастливыми. В Сакраменто оставалось еще очень много работы.

28

В разгар студенческих волнений лидеры девяти городков Калифорнийского университета попросили меня о встрече в Сакраменто. Такая просьба очень обрадовала меня, так как, если бы я сам, без приглашения, поехал туда в те дни, это вызвало бы бунт. Во время предвыборной кампании студенты приветствовали меня, потому что я выступал против должностного лица, представлявшего истеблишмент; теперь я сам принадлежал к нему.

И вот делегация студентов приехала в здание законодательного собрания, некоторые были босиком, на других — рваные майки. Они сидели молча, несколько человек расположились прямо на полу, когда я вошел в комнату, никто не встал. Затем их представитель начал: "Губернатор, мы хотим говорить с вами, но мне кажется, вы вполне осознаете, что понять нас не можете… Это грустно, но люди вашего поколения просто не в состоянии понять собственных детей…

В то время, когда росли вы, не было мгновенной связи, спутников и компьютеров, в считанные секунды решающих задачи, на которые уходили раньше часы, дни и даже недели. Вы не жили в век полетов в космос и на Луну, в век реактивных самолетов и высокоскоростной электроники…"

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное