Читаем Жизнь по-американски полностью

После голосования я набрал 1070 голосов — до победы не хватало 70, у Форда было 1187 голосов. Он выиграл выдвижение. Я был очень близок к победе, но проиграл. Для меня это было большим разочарованием, так как я не люблю проигрывать, но я знал, что очень трудно бороться с находящимся у власти президентом. Помощники Форда дали понять, что если я хочу, то могу получить выдвижение на пост вице-президента, но еще раньше я сказал, что не намерен рассматривать такое предложение. Это просто не входило в мои планы.

После голосования Форд пригласил меня на помост. Мы с Нэнси вышли и обратились к делегатам с призывом единодушно отдать ему свои голоса, также выразив свою поддержку. Это был незабываемый и волнующий вечер.

32

После того как Джералд Форд победил в Канзас-Сити, я встретился с членами делегации Калифорнии и сказал: "Мы с Нэнси не собираемся, сидя в качалках, повторять: "Для нас все кончено".

Кстати, как у многих, у нее в тот день было именно такое настроение, а в глазах стояли слезы. Она никогда никоим образом не пыталась повлиять на меня в вопросах борьбы за президентское место, но я знаю, что в тот день она была очень опечалена, так как знала, как я не любил проигрывать. Но, как мне кажется, в глубине души Нэнси испытывала чувство облегчения. Теперь мы могли вернуться домой и продолжать обычную жизнь. И думаю, мы оба понимали: это не конец, поражение в Канзас-Сити — это еще не все. После того как десять лет жизни было отдано тому, во что мы верили, я просто не мог уйти со словами: "Теперь это меня больше не волнует".

После съезда партии я провел кампанию в поддержку президента Форда более чем в двадцати штатах, а когда он потерпел поражение от Джеймса Картера, вновь вернулся к своим выступлениям в газете и на радио, продолжая отстаивать идеи и принципы республиканизма, говоря о том, как мы отошли от идеалов наших отцов-основателей. Учитывая весь накопленный в результате кампании опыт и с целью привлечь внимание к освещаемым проблемам, я основал организацию "Граждане в защиту республики".

Я знал, что после поражения Форда многие из моих сторонников вновь обратятся ко мне с призывом баллотироваться на пост президента на выборах 1980 года, что и произошло. Но в ту пору я отвечал, что пока не готов принять решение. Я уже не сопротивлялся, как в 1965 и 1967 годах. Я хотел быть президентом. Но я глубоко верил, что то, что случилось потом, от меня уже не зависело, все зависело от народа: если действительно существует движение в мою поддержку, то буду баллотироваться, но мне хотелось выждать и оценить ситуацию.

Когда Пол Лаксолт спросил меня, может ли он сформировать основное ядро помощников по организации кампании 1980 года, если я приму решение баллотироваться, я не возражал, но заметил, что с моей стороны такой ответ не несет никаких обязательств. Он принял мои условия и начал неутомимую работу по организации кампании, которая вообще могла не состояться.

Пока шла подготовительная работа, мы вернулись к нашей повседневной жизни в Южной Калифорнии, получая от этого огромное удовольствие. Избирательная кампания надолго оторвала нас от детей, теперь же мы стали видеться чаще. Нэнси, которая всегда была душой нашего домашнего очага, не переставала заниматься устройством и обновлением дома в Паси-фик-Палисейдс, и, кроме того, у нее было много работы, связанной с программой Фостера. Теперь мы располагали гораздо большим временем и могли жить на ранчо и путешествовать. Во время поездки в Англию я случайно встретился там с Джастином Дартом, который был одним из членов моего "кухонного кабинета" в Калифорнии. Он сказал, что хочет познакомить меня со своей приятельницей — первой женщиной, избранной на пост главы британской Консервативной партии.

Я рассчитывал провести с Маргарет Тэтчер всего несколько минут, а проговорили мы с ней почти два часа. Эта женщина сразу же понравилась мне, она была приветлива, женственна, грациозна и умна, а когда речь зашла о сокращении правительственного аппарата и расширении экономических свобод, то с первых же слов стало очевидно, насколько мы близки по духу. В тот же вечер на приеме один англичанин, который слышал о нашей встрече, спросил меня: "Что вы думаете о нашей миссис Тэтчер?" Я ответил, что встреча с ней произвела на меня глубокое впечатление, и добавил: "Думаю, она будет великолепным премьер-министром". Он искоса посмотрел на меня с выражением некоего насмешливого недоумения, которое, казалось, подразумевало неприемлемость подобной идеи: "Мой дорогой, женщина — премьер-министр?" "В Англии однажды была королева по имени Виктория, и у нее неплохо получалось", — ответил я. "О Боже, — воскликнул он, — я совсем позабыл об этом".

Конечно, мне тогда и в голову не могло прийти, что спустя несколько лет мы с Маргарет будем сидеть друг против друга как главы своих правительств.


С каждым месяцем у меня росла озабоченность относительно администрации Картера и всего того, что происходило в Вашингтоне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное