Первые несколько месяцев после отъезда из Сакраменто я много времени прогуливался верхом на Малыше, размышляя о будущем. Хотя мне стукнуло шестьдесят пять, здоровье было отличным, я не чувствовал себя старым и мне никогда не приходила мысль об уходе на пенсию. Я продолжал получать очень много приглашений выступить. Нэнси занималась программой Фостера; у меня была колонка в газете и постоянное время на радио, что давало возможность высказываться о том, что волновало меня. Кроме того, у нас был дом в Пасифик-Палисейдс, мы часто виделись с детьми, а также задумали достроить ранчо и проводить там больше времени. Думаю, мы были бы вполне довольны, если бы смогли провести остаток жизни именно так. Но не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не позвонил с предложением баллотироваться на пост президента, выборы которого должны были состояться в 1976 году. Звонили не только из Калифорнии, но со всей страны, звонили люди, с которыми я встречался во время выступлений.
Восемь лет назад меня буквально втягивали в политику, а я яростно сопротивлялся, теперь же мое мнение о том, что значит занимать государственный пост, совершенно изменилось. Я не оставался глух к предложениям, но внутренне изменился, возможно, потому, что, будучи губернатором, почувствовал прилив энергии и удовлетворение, которое приходит от сознания собственных возможностей что-то изменить, а не только говорить об этом.
Такая работа захватывающе интересна, и я гордился уже достигнутым. И все же, чем дольше я был губернатором, тем больше сознавал всю огромность проблем, стоящих перед центральным правительством в Вашингтоне и требующих своего разрешения; причем федеральное правительство постепенно, но неуклонно забирало у штатов власть. Все это заставляло меня вспомнить, что говорил Джеймс Мэдисон в 1788 году: "Я считаю, что с начала человеческой цивилизации существует больше примеров ущемления прав власть имущими путем постепенного и молчаливого вторжения, нежели насильственным и внезапным узурпированием". Его друг Томас Джефферсон думал так же. "Как любая форма правления, когда-либо существовавшая под солнцем, ломает свободу и права человека? — спрашивал он и давал ответ: — Стремлением обобщить и сконцентрировать весь контроль и власть в одних руках".
Будучи губернатором, я на себе испытал, как федеральный управленческий аппарат проникает во все и стремится "сконцентрировать весь контроль и власть в одних руках". Вашингтон вводил новую программу, которую штаты должны были осуществлять, но затем устанавливалось столько правил и ограничений, что фактически штаты не проводили программу — они просто выполняли приказы. Если бы реализация программ осуществлялась в соответствии с законами штатов, то они проводились бы не только более эффективно, но и с большей экономической выгодой.
Не федеральное правительство создало штаты, штаты создали федеральное правительство. Вашингтон же, игнорируя принципы конституции, старался превратить штаты в некие административные отделы федерального правительства. И тогда способ централизованного контроля в значительной степени трансформировался в централизованную помощь. Чиновники из Вашингтона пытались диктовать американцам, начиная от школ до фермерских хозяйств, что они могут делать, а чего нет, стараясь при этом представить контроль в виде той цены, которую американцы должны платить за материальную помощь, оказываемую федеральным правительством. За деньгами тянулись нити, ведущие к Потомаку.
Конгресс принимал новую программу, как всегда, исходя из самых лучших намерений, выделял на это средства, затем назначал чиновников из Вашингтона распределять их; и почти всегда бюрократы реагировали на это однозначно: они указывали штатам, городам, округам и школам, как расходовать эти деньги. Выражаясь словами Мэдисона, Вашингтон узурпировал власть у штатов "путем постепенного и молчаливого вторжения".
Часто федеральное правительство начинало раздавать штатам и общинам подачки гораздо больших размеров на программы, в проведении которых у тех не было ни нужды, ни желания, но эти деньги брали, потому что они уже у них были, эта помощь казалась "щедрой, безвозмездной". Со временем они попадали в такую зависимость от этих денег, что привыкали, как наркоманы, отказаться было невозможно, и лишь позже, когда привычка "принимать" становилась пристрастием, приходило понимание, насколько всепроникающими являются правила и ограничения, поступающие вместе с деньгами.