Жизнь в ролях

Полицейские сказали отцу, что вызовут коронера – нужно было провести вскрытие, чтобы выяснить причину смерти хозяев дома.

Отец заявил, что не хочет смотреть на трупы. Полицейские предложили ему сходить в расположенную неподалеку кофейню и вернуться через час. Именно из кофейни он мне и позвонил.

На следующий день я отправился на машине в Вудленд-Хиллз. По дороге я подобрал отца, так что к дому Эдди и Санди мы подъехали вместе. Тела уже убрали. Отец совсем забыл, что у него имелся комплект ключей. Он дал их мне и сказал, что, пока я буду осматривать дом, подождет на улице.

Отперев замок, я попытался открыть дверь, но едва смог сдвинуть ее с места. Заглянув в щель, увидел, что дверь блокируют лежащие на полу кипы почтовых конвертов. Наконец, мне удалось протиснуться внутрь. И сразу же в ноздри мне ударил запах. Ох уж этот запах. Это был не просто смрад разложения – к нему примешивались какая-то химическая вонь и ядовито-сладковатый дух, словно от гнилых фруктов. Я, как мог, задержал дыхание. В доме стояла полутьма. Когда мои глаза немного привыкли к ней, я увидел, что все загромождено связанными бечевкой кипами одежды, старых газет, каких-то картонок. Все это высилось чуть ли не до потолка. Я смутно помнил, что в другом конце гостиной должна была быть стеклянная сдвижная дверь. Нужно было во что бы то ни стало пробраться туда и открыть ее, чтобы хоть немного проветрить мрачное жилище. Но как это сделать? Мне преграждали путь целые баррикады мусора. Я с трудом пробрался мимо лежащих на полу ходунков по вырезанному в ковре прямоугольнику – именно здесь, как сказали полицейские, лежало тело Санди.

Мне хотелось верить, что она не страдала перед смертью. Но, увидев на досках пола темное пятно, подумал, что, скорее всего, мои надежды напрасны.

В гостиной я обнаружил два старых раскладных кресла с салфетками на подлокотниках и грязный стул, на котором лежал наполовину разгаданный кроссворд. На тумбочке между креслами стояли электрические радиочасы с таймером. Напротив кресел располагались три телевизора, взгроможденные друг на друга. Два нижних были явно испорчены и служили подставкой для верхнего, находившегося в рабочем состоянии. На тумбочке я увидел настольную лампу и включил ее.

Благодаря тому, что в гостиной стало чуть светлее, мне удалось, расталкивая какие-то коробки, пробраться к стеклянной сдвижной двери в другом конце комнаты. Я отдернул занавески, которых, похоже, никто не касался много лет. От грязи они стали жесткими, словно накрахмаленные. В воздух поднялись тучи пыли. Однако светлее в комнате не стало – стекло было прикрыто листом картона. Я сбросил его на пол.

К этому времени я уже обливался потом. Сердце мое стучало, словно отбойный молоток, я чувствовал, что вот-вот задохнусь. Попытавшись открыть стеклянную дверь, я понял, что мне мешает вбитый под нее деревянный стопор. Я попробовал вытащить его, но сделать это оказалось непросто – стопор словно прикипел к полу. Взяв в руку медную лампу, я использовал ее как молоток. Наконец стопор выскочил. Я рванул дверь в сторону, и на меня посыпались ошметки застарелой грязи, прилипая к вспотевшей коже лица, попадая в глаза. Я почувствовал себя так, словно меня похоронили заживо, и принялся в панике тереть глаза пальцами.

Наконец я с трудом выбрался на задний двор дома. Чувствуя, что вот-вот упаду в обморок, я отыскал кран и, открыв его, ополоснул лицо, а потом долго и жадно пил. На преодоление лабиринта из мусора мне потребовалось целых полчаса, хотя расстояние, которое я прошел за это время, не превышало двадцати пяти футов.

Обойдя дом, я рассказал отцу, что творится в доме. Он пришел в ужас – такое ему и в голову не могло прийти. Впрочем, немного нашлось бы людей, которые сталкивались с чем-то подобным. Видимо, за последние лет двадцать пять в дом, кроме хозяев, никто не заглядывал – разве что изредка разносчик пиццы. Да и то его, наверное, не пускали дальше порога. Мы навещали Эдди и Санди очень редко и только по праздникам. Помню, когда мы извинялись, что делаем это нечасто, они всегда говорили странную фразу: «Ничего, там встретимся». Там встретимся. Никто из нас никогда не задумывался, что это могло означать.

Отец не хотел заходить внутрь, но нам надо было выяснить, оставили ли хозяева жилища какое-то завещание и был ли у них сейф или что-то в этом роде. Я рассказал о том, как трудно было даже слегка приоткрыть входную дверь, поэтому отец сказал, что будет лучше, если он проберется в дом через гараж. Там тоже все было так загромождено всяким хламом, что машина едва помещалась внутри. Я вспомнил гараж моей матери, забитый старой мебелью, пыльной, потрескавшейся посудой и коробками с одеждой, которую кто-то выбросил за ненадобностью.