Жизнь вопреки

Не состоялось после случившегося похорон программы 500 дней. Явлинский, уже бывший вице-премьер правительства России, создаёт и возглавляет научно-исследовательский институт «ЭПИцентр» как центр экономических и политических программ. Ну что же, так бывает. Явлинский утратил рычаги управления процессами, но обрёл свободу мыслей и действий, он едва ли не моментально становится одним из самых главных и жёстких оппонентов президента и Гайдара. Где-то месяцем ранее, в самом начале обострения их отношений, прекрасно понимая и того и другого, я предложил Егору Гайдару теледебаты с Григорием Явлинским, и Гайдар сначала согласился, но затем передумал.

У Явлинского было хоть и аховое положение, он стал никем и нигде, но при всём этом он пребывал как бы на вольных хлебах, и потому критиковал свободно – легко, убедительно и зло.

И вот теперь сверхтрагический момент, когда на кону судьба его непримиримых оппонентов. Было непросто угадать намерения эмоционального Явлинского. Он произнёс прекрасные слова. Осмысленно, бескомпромиссно и убедительно. Приведу их полностью.

«Там, в Белом доме, сосредоточилось зло. Неуёмное желание расправы над инакомыслием и неугодными. Если люди, исповедующие фашизм, их охраняют, значит с именами Руцкого и Хасбулатова русские фашисты связывают свои надежды».

– Отлично, – сказал я, – ставим в ближайшее время.

Явлинский отрешённо вздохнул и, сохраняя в голосе примирительную согласность, уточнил:

– Поставь прямо сейчас.

Я мог бы раздражённо среагировать на его капризность, но сдержался. Его устами говорила некая нераскрытая легенда. Он был прав. Его популярность среди интеллигенции и образованной молодёжи была достаточно высока. А их поддержка президенту, правительству и не утратившему веру в демократическую власть народу была очень важна.

– Ладно, – сказал я примирительно, – сейчас так сейчас.

Прошлое, похожее на настоящее

Это самое сверхустаревшее прошлое, ставшее собственностью ВГТРК, спасло наше настоящее в октябре 1993 года, а точнее, 3–4 октября. Именно в ту ночь решалась судьба независимой России. Студия на Шаболовке всю ночь вещала в параллель с главной студией на Ямском поле. Ну что ж, бывает так, когда музей прошлого становится крепостью, защищающей будущее. В 1993 г. Шаболовка в ту октябрьскую ночь эту роль выполнила.

Перелистывая свои собственные книги – «Хроника времён „царя Бориса“», «Тревожные сны царской свиты», «Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет», понимаю, что по сути это хроники не только событий, но это история рождения и созревания новой российской элиты, пришедшей на смену элите советских времён.

На это понадобилось две эпохи. Эпоха Ельцина и эпоха Путина. Горбачёвская эпоха сыграла роль моста между уходящим с исторической арены СССР и появлением на ней Новой России. И если события лихих 90-х, через которые прошла Россия, мы называем революцией (а это действительно так, утверждаю как участник этих событий), то заслуга горбачёвской перестройки о том, что она позволила эту революцию сделать бескровной. Речь идёт о процессе передачи власти. Кровь, естественно, была. Это и ГКЧП, и 93-й год, и, конечно, чеченская война. И если первые два события – август 91-го года и сентябрь и октябрь 93-го года – это бесспорные попытки переворота или некий ответ на прошедшую революцию, то чеченская война – это конфликт внутренний, национальный, но, конечно же, спровоцированный событиями 90-х годов, когда дудаевско-басаевское руководство Чечни решило воспользоваться ослаблением России и бросило сепаратистский вызов федеральной власти, используя тактику террористических актов, чтобы добиться отделения Чечни от России.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что Чечня и события вокруг неё стали самым тяжёлым испытанием для новой демократической власти 90-х годов. Испытанием для президента и, естественно, его окружения, силовых структур и, бесспорно, для средств массовой информации и российского народа. И каждая из этих перечисленных общественно-значимых сил перенесла это испытание по-своему.

Чеченские события начались в 91-м году, а в 94-м перешли в трагическую фазу военных действий, и прямой вопрос, почему ждали четыре года, возникал буквально ежечасно. Приход Дудаева к власти в 1991 году воспринимался как победа демократии, и несогласие с этим Хасбулатова, в то время возглавлявшего Верховный совет, выглядело как свидетельство уязвлённости одного чеченца победой другого.

Итог очевидный – Верховный совет признал результаты выборов в Чечне недействительными. Эти выводы выглядели излишне поспешными и эмоциональными. Бесспорно, нарушения на выборах были. А где их не было?

С другой стороны – игра мускулами. Надо поставить Дудаева на место. Единство России превыше всего. Чечня должна почувствовать жёсткую руку Кремля. Это охладит разгорячённые головы сепаратистов в национальных республиках. Дудаев поднимает Кавказ против России. Одни считали – пожар кавказской войны вспыхнет, если вмешаемся, другие – если будем молчать и не пресечём амбиции.