– Опять правила этикета! – смеясь, воскликнул д’Ассеньяк.
Он всегда и везде смеялся – этот милый граф. Счастливы подобные люди!
– Да, правила этикета, – отвечал сэр Гунчтон. – И если я намереваюсь объяснить вам, как вы должны вести себя у Чианг-Гоа, то не потому, чтоб сомневался в вашем знании жизни… Но с женщинами, вроде тех, к которой я веду вас, необходимы особые предосторожности… И я был бы крайне раздосадован, если б без предупреждения, вы навели на себя скуку или даже опасность.
Сэр Гунчтон произнес эти слова серьезным тоном.
– А! – возразил д’Ассеньяк, не столько испуганный, сколько изумленный, – слушая вас, сэр Гунчтон, можно подумать, что ваш Бутон-Розы, за минуту до того самая обольстительная девушка в Японской империи, теперь становится людоедкой, с которой опасно водиться. Почему, скажите, такое быстрое изменение в вашем образе мыслей… Разве?..
– Оставь сэра Гунчтона, мой друг, объясниться. Если он говорит таким образом, значит так нужно.
– Если я не вполне посвятил вас в предмет нашего визита к Чианг-Гоа, – снова начал Гунчтон, отвечая д’Ассеньяку, – так потому что мы были не одни во время тогдашнего разговора. Я очень хорошо знаю характер Нагаи Чинаноно… Но он японец и ему могло не понравиться, что в его стране, в его доме… Европейцы могли подозревать в дурных действиях женщину, которую, если б осмелился… он украсил бы всеми добродетелями, как большинство его сограждан, как он украшает её, и совершенно справедливо, всеми прелестями красоты… Я объяснюсь, ибо через пять минут мы придем… Притом же, Чианг-Гоа – необычная куртизанка. Она отдается, если это только называется отдачей, – только тем, которые ей нравятся, за назначенную и неизменную плату пятьсот франков за ночь. Со своей стороны приезжие иностранцы, которых она удостаивает приемом, не бывают вынуждены стать ее данниками. Только тот, кто после визита к Бриллианту Иеддо, вследствие той или другой причины, откажется от желания воспользоваться её благосклонностью, немедленно должен поквитаться, уплатив двадцать ичибу. Это самая малая плата за счастье и удовольствие видеть Чианг-Гоа. Я резюмирую. Если Бутон-Розы вам нравится, и вы согласны пожертвовать пятьсот франков взамен её поцелуев, – то оставляя её в первый визит, – церемониальный визит, – кладут на её колени какой-нибудь цветок, сорванный в её цветнике, и карточку, или клочок рисовой бумаги, на котором написано его имя, звание и место жительства. А на другое утро, её слуга или одна из служанок уведомляет вас, принято ли ваше предложение, и в котором часу вы можете представиться госпоже; или вы навсегда должны надеть траур по вашей сладостной надежде. Напротив, решив, что пятьсот франков слишком дорого за несколько часов наслаждения с бриллиантом Иеддо, отдают двадцать ичибу одной из камеристок. И этим все сказано. Но если, в последнем случае, не удовольствуются тем, то отвергла Чианг-Гоа, и сделают ошибку, публично объяснив причины этого презрения… Нагаи Чинаноно и я только что говорили вам о бандитах, наполняющих Иеддо, – эти бандиты становятся кровавыми мстителями за эту ошибку… Меня уверяло в этом одно из лиц, находящихся при английском посольстве, которому передавал офицер Тайкуна, – что Чианг-Гоа держит на жаловании около дюжины этих головорезов, всегда готовых, по первому её слову, наказать смертью дерзкого, осмелившегося её оскорбить. В доказательство справедливости своих слов лорд Мельграв рассказал мне о недавнем убийстве капитана одного американского судна, который, выйдя с аудиенции Чианг-Гоа, разглашал повсюду, что куртизанка очень дурна собой; и что он не понимает, как можно хоть на пять минут быть её любовником?.. На другой день, вечером, проходя по предместью Санагавы, капитан был окружен толпой бандитов с лицами, покрытыми чёрным крепом, и несмотря на смелую защиту и помощь стражи, упал под ударами. Но, опять-таки, вы, господа, – вы не только люди светские, джентльмены, но также люди умные; а потому, – даже если Чианг-Гоа и не покажется вам достойной своей репутации, – вы остережётесь слишком громко выразить свое убеждение. Таким образом, вы должны все это обсудить, что сказано мною вначале, не как полезное предупреждение, а как любопытное сведение… Я окончил; теперь не угодно ли вам сойти на землю; мы перед домом Чианг-Гоа.
Дом Чианг-Гоа был обширнее и изящнее дома Нагаи Чинаноно, хотя и походил на него. Придверник или монбан, находившийся в башенке, окрашенной чёрной краской, как большинство жилищ в Иеддо, при виде троих иностранцев, ударил три раза колотушкой в гонг, – потом жестом пригласил их войти.
Сэр Гунчтон знал сущность вещей; он шёл впереди своих товарищей по аллее, уставленной цветами, которая кончалась у балкона, блистательно освещенного цветными фонарями.
На этом балконе стояла молодая девушка в белой тунике и таких же панталонах, которая провела гостей в большую залу, с окнами закрытыми бамбуковыми шторами, пол которой был покрыт нежным ковром. В этой зале не было почти никакой мебели.