Жнец

— И никто ее не тронет.

Рука на ее бедре вернулась. На этот раз она

позволила этому остаться.

— Но ты должна быть осторожна, Морана. К сожалению, несчастные случаи могут произойти где угодно.

Это означало, что любой мог причинить ей

боль, и он ни черта не сможет с ней сделать. Морана знала, что делал Марони. Она была поймана в битве между ним и мужчиной рядом с ней, но добровольно оказалась там. Она знала, во что ввязывается. И это было то, что побудило ее ответить.

— А что, если я хочу, чтобы меня трогали?

Глаза Марони с удивлением метнулись к ней. Он этого не ожидал. А затем он одарил ее той ловкой улыбкой, от которой ей захотелось разбить ему голову.

— Тогда ты получишь больше, чем рассчитывала, маленькая девочка.

Блядь. Ублюдок. У нее закипела кровь. Она попыталась встать, когда рука на ее бедре сжалась, удерживая ее на месте, призывая к спокойствию.

Впервые за ужин она посмотрела на него, ее гнев на все закипел. Но буря, которую она увидела в его глазах, заставила ее остановиться.

Его глаза, эти великолепные голубые глаза были натренированы на Лоренцо Марони и кричали так много смерти, что по ее спине пробежали мурашки. Она поняла, что никогда не сможет ненавидеть Марони так сильно, как этот человек ненавидел его. И это ее успокоило.

— Я думал, ты пугаешь только детей, отец, — сухо прокомментировал Данте со своего места. — Пусть едят спокойно.

Дети на этой ноте быстро заткнули рот. Взрослые последовали за ним.

Остаток ужина пролетел незаметно, в воздухе

витали остатки напряжения. И во время ужина его рука оставалась на ее бедре, не поглаживая, не двигаясь, ничего не делая, кроме как просто быть.

Морана никогда не испытывала этого, того, как прикосновение могло ее закрепить. Единственный раз, когда она подошла близко,

это был с ним, когда у нее случился приступ паники. Но это было иначе. На этот раз она осознавала все, ее эмоции все еще были повсюду, и его прикосновение, не сексуальное, не чувственное, просто прикосновение, было заземляющим. Это заставило ее осознать, насколько она была голодна по этому ощущению всю свою жизнь, как сильно ее кожа жаждала контакта с другим и никогда не имела его, как сильно она желала его обычных прикосновений.

Покончив с ужином, дети извинились и вышли из комнаты. Некоторые взрослые последовали примеру и пропустили десерт, чтобы уйти. Морана хотела сделать то же самое и выбраться из удушающей зоны. Она не сделала этого, потому что он этого не сделал.

— Ты знала, что была здесь несколько лет назад, Морана? — Марони начал разговор, потягивая свой напиток. — Фактически, ты сидела на этом самом столе и играла.

Морана почувствовала, как мужчина рядом с

ней напрягается, и впервые инстинктивно положила руку ему на бедро, надеясь, что ее прикосновение закрепит его, как он делал с ней.

Она почувствовала напряженные мускулы в его ногах и крепко держала их.

— Отец, — предупредил Данте сбоку.

— Но это был ужасный день, — продолжил

Марони. — Такой ужасный. Ты помнишь, Морана?

Она расслабленно улыбнулась ему.

— Конечно, нет. В отличие от вас, я не старая, мистер Марони.

Данте закашлялся, чтобы скрыть смешок, когда улыбка Марони испарилась после ее раскопок.

— Я действительно пробыл здесь очень долго. И я остался здесь по уважительной причине.

Морана сохранила улыбку.

— Страх.

— Сила.

Морана кивнула, делая вид, что соглашается.

— Старость. Один из признаков старости.

Тишина за столом была бы устрашающей, если бы она не почувствовала, как рука на ее бедре слегка сжала ее.

— Ты забываешь свое место, девочка, — сказал Марони, его голос был таким тихим, что она могла почувствовать его гнев.

Она так устала от этого дерьма.

— Позвольте мне кое-что прояснить для вас. Я думаю, вы ошибочно принимаете меня за человека, которым можно помыкать, мистер Марони, — заговорила Морана, ее голос отразил сталь в ее позвоночнике. — Нет. Я ваш ящик Пандоры. Так что, если бы я была на вашем месте, я бы оставила себя очень, очень счастливым и очень, очень живым. Потому что, как только этот ящик откроется, ваша власть, ваша империя рухнут, и вы не сможете ничего сделать, чтобы остановить это.

Кьяра Манчини чихнула, и глаза Мораны

обратились к ней. Сжатие его руки на ее бедре стало кислым. Закончив, полностью покончив с тем несчастным вечером, Морана отодвинула ее стул, убирая его руку.

— Теперь, если вы меня извините, — обратилась она к Марони.

Не дожидаясь ответа, она встала и,

развернувшись, вышла из комнаты. Она вышла через боковую дверь, чтобы подышать свежим воздухом.

Выйдя на крыльцо, она огляделась, чтобы найти тихое место, увидев костер в нескольких футах слева и мужчин, патрулирующих справа. Обернувшись, она обошла дом, вдыхая свежий воздух, заглядывая в темные окна. Те, что были освещены, были закрыты занавесками.

— Будь осторожна, оставаясь одна на улице.

Морана остановилась и увидела, что Данте подошел к ней и посмотрел на мужчин у костра.

— Меня тошнит от людей, которые советуют мне быть осторожной.

Его огромное тело расслабилось, он вынул

сигарету и зажег ее, глубоко затянувшись.

Морана удивленно моргнула.

— Ты куришь?