Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине

Французы назвали развод Жозефины и Наполеона «сделкой двора». И в соответствии с этим отнеслись к появлению девицы, прибывшей из Австрии.

В этой истории есть и другие страницы, заслуживающие внимания. Мы уже отмечали, что с некоторых пор Наполеон не отказывал себе в любовных удовольствиях за стенами спальни Жозефины. И он имел случаи убедиться, что может стать отцом.

Но это был аргумент скорее для других, чем для самой Жозефины. Она уже давно боролась с собственной бесплодностью, но успеха не достигала.

«Я был действительно свидетелем, – говорит Бурьен, – стараний медицины относительно возвращения Жозефине признаков плодородия, переставших проявляться».

Сколько горечи и страдания в словах Наполеона, сказанных им в 1816 году на острове Святой Елены: «Мне было необходимо иметь сына от Жозефины, он сделался бы для меня счастьем не только в политическом смысле, но и стал бы моей личной усладой… Он сохранил бы Жозефине спокойствие и устранил бы ее ревность, не дававшую мне отдыха».

Это слова Наполеона, претерпевшего от Жозефины столько ужасных минут… И все еще нежного и желавшего покоя себе и Жозефине рядом с собой.

Между ними встали не упреки во взаимной неверности, между ними стал нерожденный ребенок. И он же развел их по разные стороны земной жизни.

И когда придет час, Наполеон, объясняя причины развода, будет говорить только о ребенке. И ни слова о любви, далеко не всегда получавшей удовлетворение.

Итак, в первых числах октября 1809 года император принимает решение сообщить жене о своем намерении. Наполеон не хочет делать этого лично и просит Лавалетта, жена которого приходилась родственницей Жозефине, взять на себя тягостную миссию, чтобы «друг императрицы мог сделать менее горькой подносимую ей чашу». Однако Лавалетт отказывается, и именно из-за родства.

Двадцать шестого октября, во время пребывания двора в Фонтенбло, император наконец решается сам поговорить с Жозефиной.

Он говорит об интересах Империи, о том, что вынужден подписать указ…

Жозефина чувствует, что на этот раз бесполезны слезы и тщетны мольбы.

Но вот соломинка: Наполеон еще не определил дня печальной церемонии.

Соломинка осталась соломинкой…

Тридцатого октября, после обеда, император объявил, что «Акт отвержения» будет прочитан и подписан 15 декабря – через тринадцать дней после пятой годовщины коронации.

И тут Жозефина дала волю слезам и крикам. Истерика перешла в исступленный вой, а исступленный вой – в истерику.

На шум в комнату вбежал Боссе. Жозефина распростерлась на полу. Наполеон склонился над ней. Император сделал Боссе знак, и они вдвоем принялись поднимать затихшую в беспамятстве Жозефину.

Когда они несли Жозефину по внутренней лестнице (один поддерживал тело за талию, другой – за ноги) в собственные покои императрицы, та голосом, похожим на дуновение ветерка, шепнула Боссе: «Вы сжимаете меня слишком крепко».

Боссе, вспоминавший об этом через десять лет и сохранивший тогдашнее изумление, замечает: «Я понял, что мне нечего опасаться за ее здоровье и что она ни на секунду не теряла сознания».

Какая актриса! Актриса во всем и всегда!

С того дня Жозефина не упускала возможности сообщать о предстоящем разводе всем встречным: лекарю, цветочнице, горничным. У Жозефины новая роль – роль невинной жертвы интересов Империи.

С ее лица не сходило выражение покорной печали. Такой и запечатлел художник Жозефину на гравюре, с которой она меланхолично улыбается из-под вуали.

Жозефина не отменила балов. Напротив, она бросилась в развлечения, как будто можно насытиться впрок…

Но и среди веселья Жозефина не выходила из образа. Один из приглашенных на бал в ратуше 4 декабря записал: «Была замечена печаль императрицы Жозефины».

Одиннадцатого декабря император поехал охотиться к Бертье в Гро-Буа. «Их величества император и императрица присутствовали вчера на блестящем празднестве, данном его высочеством принцем Невшательским в его имении Гро-Буа», – писал «Вестник Империи».

Но он умолчал о случившемся там досадном происшествии. Празднество закончилось спектаклем, на котором, кроме императора и Жозефины, присутствовали три короля: Вюртембергский, Вестфальский и Неаполитанский, а также князь Куракин и адмирал Чичагов.

Бертье получил приказ доставить обществу как можно больше развлечений. Особенное внимание приказано было обратить на императрицу, согбенную, как отяжелевший вялый цветок, удрученную отчаянием.

Бертье выписал актеров варьете, чтобы поставить собиравшую весь Париж пьесу Ода «Руссель-младший, учитель декламации». И первая же сцена вызвала общее изумление выбором пьесы.

Руссель-младший комически жаловался на отсутствие наследников. И добавлял: «Тяжело такому человеку, как я, не иметь никого, кому можно передать наследие славы. Я разведусь, чтобы жениться на молодой женщине, с которой буду иметь детей».

Бертье, то ли по недомыслию, то ли в желании наилучшим образом исполнить приказ веселить императрицу, надрывался от смеха. Император нашел, что он очень невоспитан, и, когда занавес опустился, спросил:

– Давно ли играют эту пьесу?

– С год, государь.

– И она имеет успех?