На балу статс-дама держала веер императрицы, а фрейлина принимала приказания относительно приглашения танцоров, которым оказывалась такая честь.
И только когда Наполеона покинет последняя иллюзия, связанная с Жозефиной, и он утратит всякую надежду на то, что она родит ему сына, он перестанет возвеличивать ее и решится на развод. Изображения Жозефины не увидят на триумфальных арках, возводимых в честь императора. Ее изображения не увидят рядом с изображением Наполеона на Вандомской и Булонской колоннах. Наполеон как бы давал понять этим, что не намерен брать Жозефину с собой в будущее, что кульминация ее славы должна остаться в настоящем, которое неизбежно превратится в прошлое.
Но Наполеон не предусмотрел, что легенда, одним из творцов которой он сам стал, затмит то дурное, что известно о Жозефине. Напрасно он, великий и прямодушный, доверился суду потомков и слепоте (притворной или настоящей) современников.
Чтобы загладить прошлое…
Имеет ли женщина с таким прошлым право ревновать? Да, если ревнует того, который, несмотря на это прошлое, вознаградил ее за минуты былой любви выше всяких человеческих возможностей. И если ей, этой женщине, сорок четыре года. И она слишком привыкла к лакомствам…
Как хотела бы Жозефина, чтобы все забыли о ее прошлом, таком нечистом, таком подозрительно-двусмысленном. Оно настолько дурно, что даже она сама не в состоянии оправдать его перед собой.
И Жозефина переходит в наступление. Она следит за мужем, платит лакеям, чтобы те шпионили за ним. Она устраивает сцены ревности. Она явно хочет упредить мужа, показать, что и у нее есть козыри. (Вспомните о блестяще удавшемся шантаже перед коронованием и поймете, что за подкладка у ревности Жозефины.)
Этот приступ (в 1809 году) – не первый.
След своеобразной ревности тянется с первых дней свадьбы. В те дни, она, прелюбодействуя и выказывая полное равнодушие к молодому мужу, приказывает следить за Бонапартом некоему лицу, приближенному к генералу. Шпион со временем удостоится имени принца Невшательского и Ваграмского, и на его счет будет сделан вклад в 1 254 945 франков.
В год свадьбы Бонапарта и вдовы Богарне Александр Бертье числился начальником генерального штаба Итальянской армии генерала, о победах которого он со временем будет с упоением повествовать. К нему-то и обратилась Жозефина, чтобы на важный случай быть осведомленной о делах и поступках мужа.
Существуют письма Бертье, уничтожающие малейшие сомнения в их деловой связи. Как тонко осведомляет он «любезную гражданку», «достойного друга»! Она, конечно, всё понимает с полуслова, читает между строк.
«Ваш любезный супруг чувствует себя отлично, – пишет Бертье ей из Вероны 13 ноября 1796 года. – Я об этом забочусь, рассчитывайте на мою привязанность к нему и мою дружбу к вам. Я заслуживаю его доверие…»
Шесть дней спустя: «Обнимаю вас, рассчитывайте на мою привязанность к вашему любезному супругу. Никогда не сомневайтесь в том, во что я вас посвятил».
Письмо от 22 ноября из Вероны еще выразительнее: «Будьте же счастливы. Вчера ваш муж, читая присланное мне вами письмо, сказал: "Признайтесь же, что у меня очаровательная жена. Да, я ее очень люблю и нахожу, что в мире нет другой такой. Как-нибудь, Бертье, надо нам с вами отправиться в Милан. С каким удовольствием обниму я там мою женушку!" Я полагаю, как и вы, что, говоря об объятиях, он думает о большем».
И переписка продолжается в таком же фамильярном и шутливом тоне.
Нужно выделить только следующее письмо, потому что оно показывает, до чего ожесточена была ревность Жозефины, в тот момент ворковавшей с Шарлем. А возможно, именно потому, что она ворковала с Шарлем…
Из Анконы Бертье пишет:
«Получил ваше очаровательное письмо, достойная и любезная гражданка. Признаюсь, оно доставило мне большое удовольствие в той части, которая касается меня, но много огорчения в той, что касается вашего душевного состояния. Уважайте же меня настолько, чтобы поверить мне. Да, клянусь вам, у вас нет друга более истинного и тем более искреннего, что эта дружба лишена всяких личных интересов[28]
.Я так предан вам, что клянусь, сказал бы, если бы Бонапарт хоть немного был бы не прав перед вами.
Нет, он ни в чем не виноват. Он любит вас, обожает, он несчастен от химер, от предчувствий, которые заставляют вас верить в несуществующее. Я не покидал генерала Бонапарта в течение всего похода.
Ну будьте же счастливы! Всем, что есть самого святого, клянусь вам, что он всегда занят только вами. Нет, больше – нет женщины столь любимой, столь уважаемой, как вы.
Сколько раз говорил он мне: "Согласись, милый Бертье, что я очень несчастлив! Я с ума схожу по жене, думаю только о ней, суди же сам, насколько она ко мне несправедлива!"
Я могу только подтвердить его слова. Почему, когда он, занятый великими делами, выбирает момент броситься в ваши объятия, вы вместо самого радостного наслаждения находите причину для слез? Нет, вы не рассудительны. Простите, у вас нет друга лучшего, нежели я.