Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине

Жюно и Жозеф добрались до Парижа за пять дней и были прекрасно приняты. Карно показал им портрет Наполеона; с которым не расставался, со словами: «Я вижу, что он будет спасителем Франции, и я желаю, чтобы он знал, что в Директории у него только друзья и обожатели».

Жозефина присутствовала на церемонии передачи знамен Директории в Люксембургском дворце и, по воспоминаниям герцогини д’Абрантес, была одним из главных украшений этого патриотического праздника. После окончания Жюно «предложил руку мадам Бонапарт; как жена его генерала, она имела право идти первой, особенно в этот торжественный день».

29 апреля 1796 года, из Кераско в Париж

Мюрат, который передаст тебе это письмо, объяснит тебе, мой обожаемый друг, что я сделал, делаю и чего я желаю. Я заключил перемирие с королем Сардинии. Три дня тому назад я отправил Жюно вместе с братом. Но они приедут позже Мюрата, который отправился через Турин.

Я просил тебя через Жюно выехать вместе с ним, чтобы приехать ко мне. Но теперь я прошу тебя выехать с Мюратом и ехать через Турин. Ты выиграешь две недели. Так я увижу тебя здесь на две недели раньше.

В Мондови и Тортоне для тебя готово жилье. Из Мондови ты сможешь ездить в Ниццу и Геную, а оттуда – по всей Италии, если это доставит тебе удовольствие.

Мое счастье в том, чтобы ты была счастлива, моя радость в том, чтобы ты была весела, мое удовольствие – в твоем удовольствии. Ни одну женщину не любили так преданно, пылко и нежно. Ни одна женщина еще не владела так полно ничьим сердцем, чтобы диктовать свои вкусы, склонности и желания.

Если для тебя всё иначе, я сожалею о своем ослеплении. Пусть оно будет на твоей совести. И если я тогда не умру от боли, мое сердце, раздавленное жизнью, уже не откроется более чувству удовольствия и нежности. Моя жизнь будет только физическое существование, ибо, потеряв твою любовь и твое сердце, я потеряю всё, чем может быть дорога и приятна жизнь.

Ах, тогда мне не жаль будет и умереть, и, может быть, мне посчастливится принять смерть на поле брани.

Как же ты хочешь, жизнь моя, чтобы я не был грустен? От тебя нет писем, я получаю их лишь раз в четыре дня. Тогда как если бы ты любила меня, то писала бы мне дважды в день. Но ведь тебе нужно с десяти утра щебетать с милыми гостями, а потом до часу ночи выслушивать вздор и глупости сотни хлыщей.

В странах, где сохранились приличные нравы, с десяти вечера все сидят по домам. В этих странах пишут своим мужьям, думают о них, живут ради них.

Прощай, Жозефина, ты чудовище, чувства которого я не в силах объяснить.

Я люблю тебя с каждым днем все сильнее. Разлука избавляет от неглубоких чувств, но укрепляет сильные.

Целую тебя в губы и в сердце. У тебя ведь никого нет, кроме меня, не так ли? И еще целую тебя в грудь.

Как счастлив Мюрат – он увидит тебя!

Ах, что, если ты не приедешь!!!

Привези с собой горничную, кухарку, кучера. У меня здесь есть для тебя упряжные лошади и прекрасная карета. Бери только личные вещи. Есть и столовое серебро, и фарфор.

Прощай, труды призывают меня.

Не могу отложить перо… Ах, если сегодня вечером я не получу твоего письма, я буду в отчаянии. Подумай обо мне хоть немного или же скажи с пренебрежением, что не любишь меня. И тогда я пойму, что недостоин сожаления.

Я написал тебе, что у брата есть от меня двести луидоров, которыми ты можешь распоряжаться. Две сотни луидоров посылаю тебе и с Мюратом, ты можешь воспользоваться ими при необходимости или употребить их на меблировку квартиры для меня. Если бы ты могла там повсюду развесить свои портреты!.. Но нет, портрет, который я храню в своем сердце, так прекрасен, что как бы ни были искусны художники, моего они не заменят.

Это будет такой счастливый день… тот день, когда ты переберешься через Альпы… Это будет самая прекрасная награда за мои труды и одержанные победы.

Н.Б.

Король Сардинии и Пьемонта – Виктор-Амадей III (1726–1796).

Царский дипломат Симолин доносил в Петербург, что благодаря соглашению 28 апреля французы «стали хозяевами всего Пьемонта и всей территории Генуи».