Жуков

Они не характеризуют деятельности командующего фронтом, а порой мешают созданию целостной картины происходящего, изложенной с точки зрения того, кто пишет мемуары. Мне думается, что злоупотребление этим выглядит как ложный демократизм, ложное заигрывание.

Для того чтобы показать, как воюет народ, не обязательно брать из газет того времени или из политдонесений списки фамилий. Когда ты рассказываешь о том, как воюет целый фронт, как воюют входящие в него армии, как воюет вся эта огромная масса людей, какие потери они несут, чего добиваются и как побеждают, — это и есть рассказ о действиях народа на войне».

Иными словами, мемуары должны носить отпечаток личности того, кто взялся за перо. Георгий Константинович сразу после войны начал писать книгу, по всей вероятности, пока фрагментами. Фиксировал на бумаге события, пока они не изгладились из памяти. «В ходе войны, — сказал он Симонову в той же беседе, — мы совершили немало ошибок, и об этих ошибках нам надо писать в мемуарах. Я, во всяком случае, пишу». Увы, на той, самой ранней стадии создания книги, ныне известной как трехтомник «Воспоминания и Размышления», нашелся непрошеный читатель рукописи — И. В. Сталин.

Люди с горячими сердцами, естественно, не смирились с тем, что маршал выгнал в шею троих с чистыми руками. Они подстерегли момент и вскоре после фиаско на даче толпой ввалились в городскую квартиру Г. К. Жукова. Вооруженные до зубов и точно рассчитав время — дверь открыла семнадцатилетняя Эра, родители еще спали. На этот раз они явились с ордером на обыск и, прикрывшись солдатом с автоматом, которого они поставили на пост у туалета. Формальный повод — изъять некие «ценности». Пришельцы унесли с собой практически все. В бездонных мешках исчезли любимые куклы девятилетней Эллы. К чистым рукам прилипло немало, в том числе, дивилась Эра, ее дешевый фотоаппарат и то, что Александра Диевна шутя-серьезно называла «приданым», несколько отрезов на платья для старшей дочери. Безгранично любимый отец под взглядами жены и дочерей стоял с беспомощно опущенными руками в кителе с тремя Звездами Героя Советского Союза. А что было делать, в квартире хозяйничали матерые чекисты, профессионалы обысков, арестов…

Из квартиры бесстрашные рыцари революции отправились на дачу, тут, рассказывает историк генерал Н. Г. Павленко со слов Жукова, «подручные Берии перерыли все документы и материалы, находившиеся на даче маршала в Сосновке, и наиболее ценные увезли с собой. Сталину было известно и то, какие документы и материалы хранились в сейфе в кабинете Жукова. Однажды он позвонил полководцу и спросил: «Вы что, собираетесь писать историю. Не надо. Пусть этим делом занимаются историки, когда мы умрем». Некоторые важные документы и записи вскоре были изъяты из сейфа, и больше Жуков их не видел».

Когда в середине пятидесятых председатель КГБ И. А. Серов угодливо принес министру обороны Г. К. Жукову опись изъятых вещей («неувязочка вышла») и предложил попытаться разыскать и вернуть их, маршал категорически отказался. «Еще наживу», — буркнул он главному чекисту страны. На единственный вопрос маршала, где бумаги, Серов развел руками. Так что мы никогда не узнаем, каковы были мемуары Г. К. Жукова в первом приближении, как в состоянии по этим и сходным причинам лишь эскизно проследить его послевоенный жизненный путь.

* * *

13 июня 1946 года Жуков приехал в Одессу. Он коротко познакомился с работой штаба округа и выехал в войска, где провел большую часть времени в бытность командующим округом. В полевой поездке он встретил и свое пятидесятилетие. Георгий Константинович чувствовал себя много лучше среди командиров и солдат, чем в кабинете. По крайней мере не ощущал от них липкого внимания.

Конечно, работать было трудно, но «я, приехав в Одессу, — говорил Жуков, — твердо решил ни на йоту не снизить требований к своим подчиненным, к войскам, к их боевой подготовке. Я твердо решил остаться самим собой. Я понимал: от меня ждут, что стану другим, что махну рукой и буду командовать округом через пень-колоду. Но я не позволил себе этого. Конечно, слава есть слава. Но в то же время она палка о двух концах и иногда больно бьет по тебе. После этого удара я сделал все, чтобы остаться таким, каким был. В этом я видел свое внутреннее спасение. В выдержке, в работе, в том, чтобы не потерять силы характера и в этих тяжело сложившихся для меня обстоятельствах».

Положение Жукова было в высшей степени, мягко говоря, сложным. Неумеренное любопытство некоторых, предположения и прямые выдумки. Вскоре после назначения Жукова в Одессу в Москве состоялся Пленум ЦК ВКП(б). Как кандидат в члены ЦК Жуков был обязан присутствовать. Впоследствии он рассказывал:

«Когда я увидел, что Сталин снова одет в довоенный китель, понял: быть грозе. И опять не ошибся.

После рассмотрения общеполитических вопросов и назревших проблем по восстановлению народного хозяйства Пленум приступил к обсуждению персональных дел отдельных членов ЦК.