Журавли

Люди идут, идут, идут… Разрастается народ, толпится, гудит, суетится излишне… Шумливо в округе… И места уже как бы не хватает каждому идущему, стоящему… Готовы утесниться, но и теснота сегодняшняя раздражительна и сурова.

Опять-таки и суровость, и раздражительность связана цепями тесного земного уклада. Вот бы сию суровую раздражительность выкинуть, швырнуть за борт… И туда, в тот страшный и безудержный 1941 год, когда летние напевы обласкали душу и плоть адовым покровом чутья, в коем вовсе не желалось бы находиться ни одному смертному…

А что мы?

Чем измеряем свою основу?

Мы тут стои́м и ждём вызволения любви, Любви Его, Того, Кто и ввёл Толика Макшина, Фёдора Антипова и Миллионы Людей на эту бедственную пажить. А была ли оная на рассвете при закате? Была, видимо, да не познана нами, но увековечена Ими, кто окунулся в море крови и ужаса.

Подтягивается люд…

Минуты ли, часы торопливо бегут, бегут на Восток. А на востоке складывается равность для всякого живущего. Кому и для чего она слагает усилия – это уже познáет тот, кто ступит в оную своим собственным разумением и вольготностью свободолюбивых чувств.

А чувств-то предоставлено грандиозное великолепие. Купайся во всех поочерёдно и вылавливай лёгкие да ясные, а усилия мрачных высот отодвигай от себя подальше, ибо они полезны токмо при равновесии ума, а без равновесия они лишь отягощают думы и губят, губят, губят дух. А при погублении таковом и тело загнивает заживо.

В гнилом же теле жить, ой, как страшно. Гниль порождает бессчётные (ужасные) болезни. Гниль не прямого достатка, а гниль огрубевшего нрава и чести. Кто свою честь оберегает благостью Его (Божией) Любви, у того и мысли светлые, и плоть убытка страшного не терпит.

А мы, ожидая Главного События, топчемся устало, переминаемся с ноги на ногу, вертимся туда-сюда с нетерпеливостью, суетимся излишними нравами, чувствами да словами, собираем глазами взволнованной души́ памятные итоги прожитого нашими родственниками (близкими и далёкими): Толиком Макшиным (1915-1941), Фёдором Антиповым (1904-1942), Миллионами (1941-1945

)…

Добрая мысль, тёплое слово, молчание святое, взгляд приглушённый, слеза невинная – пусть всё это останется при душе и уляжется на алтарь беспокойного сердца, тем самым мы узакониваем Их Великие Подвиги, ибо никто не забыт и ничто не забыто.

И вот собрался Бессмертный Полк…

Лица, лица, лица…

Идут…

Идут вперёд…

А позади них – война…страшная, жестокая, безжалостная…

Холод пронизывает насквозь, шальным ветром стирается любое дозволение тёплого рая. Зуб на зуб не попадает. Но становится легче, когда думается о Толике Макшине, о Фёдоре Антипове

, о Миллионах, о тех, кто в холод и в жару и в более ужасные мгновения бытия вытеснял все житейские мысли и шёл в свой Последний Бой…

Шаги… Шаги…

Шаг… Шаг…

Мысли Их (оставленные нам на предсмертном, завершающем, конечном вздохе) – пропавших без вести, убитых и умерших – переплетаются с мыслями нашими, чувствуется связь и единение с Ними, словно ощущаешь Это дыхание окрест себя, в себе…

И на таком раздумье глядишь на идущих, не на тех, кто несёт Знамя Победы, а на тех, кто запечатлён фотографией прошлого, и зрится, как рядом со своими близкими восстали те погибшие… Восстали и идут рядом, плечом к плечу… Волнение усиливает движение. Событие восстаёт из прошлого ярко…

Как много их…пропавших без вести

, убитых, умерших…

Глядят славою бессмертною…

Глядят пронзительно, словно хотят крикнуть благие слова. Так ведь и кричат, кричат… Остаётся токмо услышать и приникнуть со вниманием на возгласы духовные. А возгласов много. Каждый должен выявить для себя то важное слово (жаждущий взгляд), который был оставлен на последнем дыхании родным и близким…

Шаг… Второй… Третий…

Потусторонний холод незаметно сошёл с преисподней, вывалился страстью и охватил целиком – снизу доверху, пролилась адова слеза внутреннего недомогания. Сколько их тут шло, – погибших и умерших, пропавших без вести… Но они шагали рядом со своими родными и вглядывались в душу, которая напитывалась ярым отзвуком тех ужасных мгновений…

И как много тех мгновений…

Как много Боли, Страдания и Подвигов…

Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей. Они до сей поры с времён тех давних летят и подают нам голоса. Не потому ль так часто и печально, мы замолкаем, глядя в небеса…35