Зимняя бухта

Вернулся к сараю. Палка такая толстая, что я едва смог вставить ее в дужку замка, но у меня получилось. Я как следует нажал на железяку.

Замок сломался. Я поднял засов и вошел. Палку взял с собой, на всякий случай — вдруг там крысы.

В сарае было темно. Окошко в крыше занесло снегом, и я почти ничего не видел. Вдоль стены выстроились несколько стульев. На полу посредине — масляная печка. Маленькая, такой и труба не нужна. Я отыскал распределительный щит. Пробки выкручены. В дальнем углу деревянная стена с дверкой. Дверка была заперта, но я легко взломал ее железной палкой. Железный прут — ключ к успеху в этой жизни.

За дверкой оказалось еще темнее. Продвигался я почти на ощупь. Вот и печатный пресс, а в углу — кипа бумаги. На стене еще один щит. Я нажал выключатель, и загорелся свет, замигали люминесцентные лампы на потолке. И тут пресс ожил. Ту-тунг, загудел он. Ту-тунг, ту-тунг. Пресс был старый, еще чугунный. Я сунул в него лист бумаги из кипы. Бумага легла косо, но без помех вышла с другой стороны. Большие черные буквы. «Не забывай: ты — швед!» — восклицали они. Дальше было пустое место для фотографии. В черной рамке. Под рамкой: «Убит черномазыми. Ему было всего шестнадцать».

У меня пересохло во рту. Показалось, что снаружи донесся какой-то звук. Сунув листовку в карман, я вырубил электричество. Свет погас, пресс остановился. Я вернулся в сарай, держа свою железку наготове. Прежде чем выйти в снегопад, внимательно осмотрелся. То ли я увидел кого-то среди елок, то ли показалось. Сердце едва не выскакивало из груди, еще немного — и упадет в снег. К весне вороны найдут его. Я вышел на дорогу и направился к Аспуддену. Снегопад усиливался. Мои следы тут же заваливало. На подходе к бабушкиному подъезду я выбросил железку и бегом поднялся по лестнице.

Позвонил Смурфу. Трубку взял его отчим.

— Позови, пожалуйста, Смурфа, — попросил я. — Это Йон-Йон.

— Привет. Давно ты не объявлялся.

— Ну да, — сказал я. — Смурф дома?

— Уехал в Норрланд на каникулы.

— У тебя есть его телефон?

Отчим замялся, потом сказал:

— Он просил, чтобы мы никому не говорили, куда он уехал.

— Ну Сикстен, — попросил я, — уж мне-то…

— Н-ну… вы вроде как осенью раздружились?

— Это важно!

— Он вернется после Нового года. Дело наверняка может подождать.

Значит, Смурф прячется в Норрланде. У его матери там родня. Он говорил, но я забыл, где именно. Смурф бывал там в детстве. Питео? Лулео? Или Умео? Что же делать? Запустить объявление по радио? «Смурф, они ищут тебя. Возвращайся. Йон-Йон».

Нет, не годится. Он наверняка уехал, чтобы оторваться от них.

От «вервольфов».

Братья и сестры, скажите мне, что означает это слово!

Мне десять лет, может, одиннадцать; мама включает радио. Воскресенье, в воздухе разлита мелодия лиственниц, над лугом крик канюка.

«Но любовь из них больше»[35], — объявляет радиоголос.

«Это он про что?» — спрашиваю я.

Мама объясняет:

«На свете самое великое — любовь.

Вот что это значит».

Сестры и братья мои! Что же заключает в себе это слово — «любовь»?

На Рождество мы с бабушкой отправились к маме с Навозником — есть ветчину, макать хлеб в мясную подливу, раздавать и получать подарки. Навозник за завтраком уже принял на грудь и сейчас веселился, как массовик-затейник из телевизора. Появился Раймо с видеокамерой, которую мама с Навозником получат в подарок на Рождество.

*— Вот, спроси у Раймо, — предложила мама.

— Как получилось, что Рольфу перепало по черепу? — спросил я.

Раймо посмотрел на меня и откашлялся. Под двойным подбородком у него пылал красный галстук, слишком широкий. Темно-синяя рубашка туго натянулась на груди, пуговица вот-вот отлетит.

— Глупо все вышло, — начал он. — Мы прознали, что в Бромме кое-что намечается.

— Кое-что?

— Ну да. Бизнес. Вещи перевозить. Но нас кинули, и Рольфу пришлось дорого за это заплатить.

— Так оно и бывает, — заметила бабушка. — Некоторых Господь карает на месте.

— Там был не совсем Господь, — объяснил Раймо.

— А кто же?

— Да я, блин, не помню, — ответил Рольф. — Ничего не помню из того дня, помню только, что у нас было какое-то дело в Бромме. — Он выговорил слово быстро — «бромм!». — Еще там была какая-то девчонка.

Он засмеялся.

— Да, именно. У нас было дело в Бромме. Которое, попросту выражаясь, пошло к чертям. Но Рольф оклемался. — Раймо не сводил с меня глаз.

— Мне, наверное, положена ранняя пенсия, — засмеялся Рольф и хлопнул бабушку по спине. — Я почти ничего не помню, что было летом. Я не с тобой был в «Грёна Лунде»? — Он посмотрел на маму.

— Ну что ты, — ответила она. — Тебе, наверное, приснилось.