Как полезна была бы для подростка возможность небрежно бросить своему гипофизу: «Эй, приятель, что-то ты рано прекращаешь вырабатывать соматотропный гормон! А ну, давай, не ленись: пока не закрылись зоны роста в костях, дорасти меня хотя бы до 190 см, а еще лучше до 195, мне ведь страшно хочется попасть в сборную по баскетболу. Только пусть соматотропин удлинит мне ноги и руки, а уши не трогает: и без него они уже как лопухи». А пожилой человек обратился бы к своей иммунной системе с призывом быть внимательнее, почаще удалять подозрительно быстро делящиеся клетки… Нет, ну обратиться-то никто не запрещает. А вот сработает ли эта пламенная речь?
До этого мы говорили о том, как организм интегрирует усилия нервной и гормональной систем, объединяя внутренние побуждения, эмоции и разум. Здоровый организм работает так слаженно, что мы совершенно не замечаем: вся эта дружная компания клеток, позволяющая нам двигаться, воспринимать окружающий мир, поглощать пищу, выводить наружу ненужное, состоит из разных анатомо-физиологических команд, которые друг для друга – чужаки, иностранцы. И языки у них – разные: так, для каждого гормона существуют свои клетки-мишени, способные за счет рецепторов выловить его из крови и прочесть «донесения», адресованные именно им; те клетки, которые этих рецепторов лишены, ничего «не поймут», хотя взаимодействуют с той же самой кровью, полной гормонов.
Организм человека – не просто целый мир: в нем много миров. Есть, конечно, и «начальство», интегрирующее усилия разных систем, служащее координационным центром и переводчиком… Однако та часть коры головного мозга, где помещается человеческое «Я», к начальству, увы, не относится. Даже если составляющие ее клетки погибнут, организм продолжит существовать в относительно добром здравии: известны случаи, когда люди, которые не способны ни мыслить, ни говорить, ни запоминать факты своей биографии и заниматься какой-то практической деятельностью, при хорошем уходе доживали до преклонных лет.