Читаем Зло и свобода. Рассуждения в связи с «Религией в пределах только разума» Иммануила Канта полностью

Сейчас я не могу углубляться в анализ той точки зрения, что ни «негативная», ни «позитивная» свобода сами по себе и в «чистом виде» не существуют, что они всегда есть необходимые стороны и характеристики одного и того же «свободного действия», которое свободно от чего-то лишь для совершения чего-то, и наоборот, лишь это «для» определяет «от» (то, от чего я должен быть свободен, если хочу совершить данное действие или иметь возможность воздержаться от его совершения). Ярким и, можно сказать, классическим представлением этой точки зрения выступает «триадическая» модель свободы Джеральда Маккалума. См.: MacCallum G. Negative and Positive Freedom // The Philosophical Review. 1967. Vol. 76. No. 3. В принципе я согласен с точкой зрения Маккалума. Однако без уточнения того, что производит «свободный поступок» в аспекте его «позитивной свободы», дело может свестись к банальности, столь же лишенной нравственного содержания, как мое «свободное» поедание ванильного мороженого вместо шоколадного, в котором, конечно, переплелись моменты «позитивной» и «негативной» свободы (как свободы выбора между этими видами мороженого). Ханна Арендт как-то заметила: «…свобода никоим образом не есть как бы автоматический результат исчезновения необходимости; где натиск необходимости ослабевает, там просто стирается лишь граница между свободой и необходимостью» (Арендт X. Vita active, или О деятельной жизни / под ред. Д.М. Носова. СПб.: Алетейя, 2000. С. 92). Мое «позитивно-свободное» поедание ванильного мороженого и есть не более чем стирание такой границы, в котором нет никакого нравственного смысла «свободного поступка». В своем специфически нравственном качестве «позитивная свобода» «свободного поступка» выступает лишь тогда, когда «для» этой свободы имеет для человека, пользуясь тропом Александра Кожева, «антропогенное» значение, когда оно обращено на то, чего нет, на «не-Бытие» (а не на один из двух наличных видов мороженого), преобразуя его в актуальное Бытие. См.: Kojeve А.

Introduction to the Reading of Hegel: Lectures on the Phenomenology of Spirit / A. Bloom (ed.). N.Y.: Basic Books, 1980. R 40. Таким имеющим «антропогенное» значение превращением не-Бытия в Бытие является прежде всего мое собственное нравственное переопределение и – в качестве его условия и результата – переопределение других людей, связанных со мной нашими совместными практиками. На языке Арендт это можно было бы выразить понятиями закладывания «нового начала» и «способности самому вносить новую инициативу». См.: Арендт X. Указ. соч. С. 16.

Вернуться

273

См.: Кант И. Метафизика нравов… С. 317.

Вернуться

274

См.: Кант И. О поговорке… С. 78.

Вернуться

275

Впрочем, как отмечалось выше, Канту достает политической проницательности понять то, что если бы даже на индивидуальном уровне «первоначальный» выбор универсально вел к предпочтению морального закона и каждый отдельный человек был бы, таким образом, «хорошим», то это не решало бы абсолютно ничего в плане обустройства общежития людей. «Этическое естественное состояние», в котором обнаружили бы себя такие «хорошие люди», выбравшие моральный закон, все равно было бы состоянием «войны всех против всех» – оно было бы пронизано «публичной

взаимной враждой принципов добродетели» (sic!), которая, как разъяснит нам полтора столетия спустя Карл Шмитт, страшнее и безжалостнее любой «вражды материальных интересов». См.: Кант И. Религия… С. 166. Это тонкое кантовское рассуждение, конечно, подводит нас к мысли об онтологической первичности политики по отношению к морали. Однако такого вывода в сколько-нибудь вразумительном виде Кант, естественно, не делает.

Вернуться

276

Формулировка этой концепции, как она представлена в «Основах», такова: «Все понимали, что человек своим долгом связан с законом, но не догадывались, что он подчинен только своему собственному и тем не менее всеобщему законодательству и что он обязан поступать, лишь сообразуясь со своей собственной волей, устанавливающей, однако, всеобщие законы согласно цели природы» (Кант И. Основы метафизики нравственности // Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 4. Ч. 1. М.: Мысль, 1965. С. 274).

Вернуться

277

См.: Кант И. Метафизика нравов… С. 136.

Вернуться

278

Аристотель. Никомахова этика. 1103а// Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. С. 76.

Вернуться

279

Перейти на страницу:

Все книги серии Политическая теория

Свобода слуг
Свобода слуг

В книге знаменитого итальянского политического философа, профессора Принстонского университета (США) Маурицио Вироли выдвигается и обсуждается идея, что Италия – страна свободных политических институтов – стала страной сервильных придворных с Сильвио Берлускони в качестве своего государя. Отталкиваясь от классической республиканской концепции свободы, Вироли показывает, что народ может быть несвободным, даже если его не угнетают. Это состояние несвободы возникает вследствие подчинения произвольной или огромной власти людей вроде Берлускони. Автор утверждает, что даже если власть людей подобного типа установлена легитимно и за народом сохраняются его базовые права, простое существование такой власти делает тех, кто подчиняется ей, несвободными. Большинство итальянцев, подражающих своим элитам, лишены минимальных моральных качеств свободного народа – уважения к Конституции, готовности соблюдать законы и исполнять гражданский долг. Вместо этого они выказывают такие черты, как сервильность, лесть, слепая преданность сильным, склонность лгать и т. д.Книга представляет интерес для социологов, политологов, историков, философов, а также широкого круга читателей.

Маурицио Вироли

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1
О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1

Казалось бы, в последние годы все «забытые» имена отечественной философии триумфально или пусть даже без лишнего шума вернулись к широкой публике, заняли свое место в философском обиходе и завершили череду открытий-воскрешений в российской интеллектуальной истории.Вероятно, это благополучие иллюзорно – ведь признание обрели прежде всего труды представителей религиозно-философских направлений, удобных в качестве готовой альтернативы выхолощено официозной диалектике марксистского толка, но столь же глобальных в притязаниях на утверждение собственной картины мира. При этом нередко упускаются из вида концепции, лишенные грандиозности претензий на разрешение последних тайн бытия, но концентрирующие внимание на методологии и старающиеся не уходить в стилизованное богословие или упиваться спасительной метафорикой, которая вроде бы избавляет от необходимости строго придерживаться собственно философских средств.Этим как раз отличается подход М. Рубинштейна – человека удивительной судьбы, философа и педагога, который неизменно пытался ограничить круг исследования соразмерно познавательным средствам используемой дисциплины. Его теоретико-познавательные установки подразумевают отказ от претензии достигнуть абсолютного знания в рамках философского анализа, основанного на законах логики и рассчитанного на человеческий масштаб восприятия...

Моисей Матвеевич Рубинштейн

Философия / Образование и наука