Читаем Зло и свобода. Рассуждения в связи с «Религией в пределах только разума» Иммануила Канта полностью

В связи с этим на ум сразу приходит хрестоматийный образ Максимилиана Робеспьера, целью «безусловной» воли которого и было утверждение морали в качестве «единственного основания гражданского общества» (курсив мой. – Б. К.). См.: Robespierre М. On the Cult of the Supreme Being (May 7, 1794) // Robespierre / G. Rude (ed.). Englewood Cliffs (NJ): Prentice-Hall, 1967. P. 70. Достичь этой возвышенной цели мыслилось посредством симбиоза добродетели и террора, к объяснению сугубо нравственного и в то же время политически целесообразного характера которого Робеспьер возвращался в целом ряде своих речей. К огорчению Робеспьера, такое стремление к моральной чистоте с ним разделяла лишь горстка столь же «неподкупных», как и он, которых вследствие их чрезмерного морального рвения и гильотинировали вместе с ним. В свете этого довольно наивными представляются суждения некоторых комментаторов о том, что благословение Кантом от имени практического разума ряда исторических явлений, возмущающих сейчас нашу либерально-прогрессистскую чувствительность (таких, как придание лицам наемного труда статуса «пассивных частиц» в либерально-патронажном государстве, откровенно патриархальное устройство семьи, третирование внебрачных детей в качестве контрабандного товара, незыблемость принципа смертной казни и многое другое, – см.: Кант И. Метафизика нравов… С. 194, 236, 258, 262 и др.), нужно понимать как свидетельство его непоследовательности. См.:

Riedel М. Transcendental Politics? Political Legitimacy and the Concept of Civil Society in Kant // Social Research. 1981. Vol. 48. No. 3. R 588–613. Соответственно предпринимаются попытки «исправить» Канта и уместить его в то прокрустово ложе «истинного Канта», которое создали мы сами, исходя уже из наших собственных потребностей, возможностей и идеологических задач. Вероятно, на такие попытки лучше всего ответить словами самого Канта, обращенными к современным ему «исправителям» «критической философии»: «…настоящим я еще раз заявляю, что “Критику” (непосредственно речь тут идет о первой «Критике». – Б. К.) во всяком случае следует понимать буквально…» (курсив мой. – Б. К.). «…Критическая философия… должна чувствовать, что впереди ей ничем не угрожают никакие перемены мнений, улучшения или заново созданные построения» (Кант И. Заявление по поводу Наукоучения Фихте // Кант И. Трактаты и письма. С. 625, 626). Но и абстрагируясь от этого требования самого Канта, мы вправе спросить: в чем заключается непоследовательность, скажем, такой максимы, заявляемой в качестве «всеобщего закона природы»: «Относись к каждому внебрачному ребенку только как к контрабандному товару», кстати, совершенно логически схожей с собственной максимой Канта: «Каждый убийца должен быть казнен»? См.: Кант И. Метафизика нравов… С. 258.

Вернуться

284

Благоразумные люди, такие как Бентам, отлично понимая огромный взрывной потенциал этого утверждения, всячески пытались обезвредить его демонстрацией полной теоретической несостоятельности идеи о «прирожденном равенстве» людей. См.: Bentham /. A Critical Examination of the Declaration of Rights // Benthams Political Thought / B. Parekh (ed.). L.: Croom Helm, 1973. P. 262. С теоретической точки зрения их критика выглядит вполне убедительно, но в политическом отношении, как мы знаем из истории, она была совершенно провальной.

Вернуться

285

См.: О трех обманщиках // Анонимные атеистические трактаты / пер. И.Н. Кравченко, И.А. Майковой. М.: Мысль, 1969.

Вернуться

286

Я применяю к «очищению» морального закона ту логику деконструкции закона (как droit) с помощью «справедливости», выявляющую недеконструируемость последней, классическое описание которой Жак Деррида дает в «Силе закона». См.: Derrida /. Force of Law: “The Mystical Foundation of Authority” // Deconstruction and the Possibility of Justice / D. Cornell et al. (eds). N.Y.; L.: Routledge, 1992. P. 14–15.

Вернуться

287

См.: Heine Н. Religion and Philosophy in Germany / transl. J. Snodgrass. Boston: Beacon Press, 1959. P. 102, 108–109.

Вернуться

288

См.: Кант И. Об изначально злом в человеческой природе // Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 4. Ч. 2. М.: Мысль, 1965. С. 17.

Вернуться

289

Кант И.

Ответ на вопрос: Что такое Просвещение? // Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 6. М.: Мысль, 1966. С. 27. Кант повторяет этот девиз и в других своих произведениях. См.: Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Там же. С. 471.

Вернуться

290

Об этом как о несомненных «предрассудках» см.: Кант И. Метафизика нравов… С. 430; Кант И. К вечному миру // Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 6. С. 268 (примеч.); Кант И. Антропология… С. 432.

Вернуться

291

Перейти на страницу:

Все книги серии Политическая теория

Свобода слуг
Свобода слуг

В книге знаменитого итальянского политического философа, профессора Принстонского университета (США) Маурицио Вироли выдвигается и обсуждается идея, что Италия – страна свободных политических институтов – стала страной сервильных придворных с Сильвио Берлускони в качестве своего государя. Отталкиваясь от классической республиканской концепции свободы, Вироли показывает, что народ может быть несвободным, даже если его не угнетают. Это состояние несвободы возникает вследствие подчинения произвольной или огромной власти людей вроде Берлускони. Автор утверждает, что даже если власть людей подобного типа установлена легитимно и за народом сохраняются его базовые права, простое существование такой власти делает тех, кто подчиняется ей, несвободными. Большинство итальянцев, подражающих своим элитам, лишены минимальных моральных качеств свободного народа – уважения к Конституции, готовности соблюдать законы и исполнять гражданский долг. Вместо этого они выказывают такие черты, как сервильность, лесть, слепая преданность сильным, склонность лгать и т. д.Книга представляет интерес для социологов, политологов, историков, философов, а также широкого круга читателей.

Маурицио Вироли

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1
О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1

Казалось бы, в последние годы все «забытые» имена отечественной философии триумфально или пусть даже без лишнего шума вернулись к широкой публике, заняли свое место в философском обиходе и завершили череду открытий-воскрешений в российской интеллектуальной истории.Вероятно, это благополучие иллюзорно – ведь признание обрели прежде всего труды представителей религиозно-философских направлений, удобных в качестве готовой альтернативы выхолощено официозной диалектике марксистского толка, но столь же глобальных в притязаниях на утверждение собственной картины мира. При этом нередко упускаются из вида концепции, лишенные грандиозности претензий на разрешение последних тайн бытия, но концентрирующие внимание на методологии и старающиеся не уходить в стилизованное богословие или упиваться спасительной метафорикой, которая вроде бы избавляет от необходимости строго придерживаться собственно философских средств.Этим как раз отличается подход М. Рубинштейна – человека удивительной судьбы, философа и педагога, который неизменно пытался ограничить круг исследования соразмерно познавательным средствам используемой дисциплины. Его теоретико-познавательные установки подразумевают отказ от претензии достигнуть абсолютного знания в рамках философского анализа, основанного на законах логики и рассчитанного на человеческий масштаб восприятия...

Моисей Матвеевич Рубинштейн

Философия / Образование и наука