Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Зал ожидания был точной копией Овального кабинета, вплоть до обоев. Темно-синий президентский ковер украшал карикатурный талисман стартапа, воображаемый зверь – гибрид осьминога с кошкой, в щупальцах оливковая ветвь над словами «В СОТРУДНИЧЕСТВО МЫ ВЕРУЕМ». Американский флаг стоял сбоку от президентского стола «Резолют», за которым над Национальной аллеей проплывали анимированные облака. Белые двери со скрупулезной репликой треугольного сандрика предположительно вели в Западное крыло.

Это был пик венчурного капитала, другая сторона экосистемы. Казалось, компания расходовала сто миллионов венчурного финансирования в полном соответствии с обывательскими ожиданиями того, как двадцатилетние учредители должны тратить чужие деньги: с размахом.

Не требовалось сравнивать офис со строгой флуоресцентно подсвеченной тундрой аналитического стартапа или даже с холодным, промышленным шиком робототехнического склада, чтобы оценить новизну рабочего пространства. Это была горячечная галлюцинация, фантазия, игровая площадка. Это было слишком постыдно, слишком фривольно, более чем чересчур. Когда я зашла для первого собеседования за стеклянные стены пугающей имитации Ситуационной комнаты Белого дома и увидела, что по обе стороны стола для заседаний стоят два флага с надписью «В МЕРИТОКРАТИЮ МЫ ВЕРУЕМ», я громко рассмеялась. На каждом стуле была подкладка из кожзама с тисненым кото-осьминогом. Все так буквально.

Удивительнее всего, что мне понравилось. Декадентство меня взбудоражило. Интересно, что еще здесь происходило, что еще могли безнаказанно творить сотрудники?

После нескольких месяцев работы в СЗД, где я ни разу не слышала слова «сверхурочные», меня также взволновало, что компания пренебрегает правилом «задница в кресле». К шести вечера, в середине рабочей недели, в офисе стояла полная тишина. Не считая полудюжины сотрудников, потягивающих пиво и коктейли в баре, он практически пустовал.

У меня родилось предчувствие, что мне больше не придется работать в офисе, словно готовом к демонтажу за одну ночь, или в проходных комнатах культурного учреждения с разномастными кофейными чашками и свистящими окнами. Носить повседневно-деловую одежду вискозного трикотажа. Видеть мышей. Что я обрету себя в здоровом балансе между работой и личной жизнью и начну за собой следить, словно вдруг чем-то это заслужила.

Мне подумалось, что, если таково будущее работы, тогда я целиком «за». Мне хотелось, чтобы все рабочие места были такими, – хотелось, чтобы это было доступно всем. Я считала это стабильностью. Верила, что это продлится вечно.

«Мы ждем от вас великих свершений в карьере и на благо компании», – смутно покоробило меня оскорбительной снисходительностью письмо с предложением о работе. «Вы вправе чувствовать гордость». Я чувствовала и не чувствовала. Преимущественно усталость.

Условия были первоклассные: всеобъемлющая страховая защита, частичное покрытие частного пенсионного плана и неограниченный отпуск, но это влекло сокращение зарплаты на десять тысяч и понижение в должности. Я двигалась даже не вбок, а, с учетом стандартной роли технической поддержки клиентов, спускалась по карьерной лестнице. Шаг опрометчивый в любой профессиональной среде, а в мире технологий особенно наивный: ранний сотрудник многообещающей стартап-компании, я отказывалась от потенциально ценного акционерного опциона. Но биржевых опционов, о которых стоило бы беспокоиться, у меня не было, выплаты огромных дивидендов или престиж титула меня не волновали – что было хорошо, поскольку указанная письме с предложением о работе должность в честь талисмана компании именовалась «Кото-саппорт». Это унижение я проигнорировала.

Мои пожелания к работе были просты. Я хотела доверять начальнику. Получать справедливую и равную зарплату. Не чувствовать себя по непонятным причинам третируемой двадцатипятилетними. Верить в систему – сгодится любая – ответственности за результат. Не принимать все так близко к сердцу и не слишком сближаться.

* * *

Я позвонила Паркеру.

– Ну, это не рекламные технологии, – раздумчиво протянул он. – Уже хорошо. И многим ботаникам нравится. И договориться о работе там, в любой технологической компании, сейчас очень хорошо. Они примут все решения за тебя. Как пойти в монастырь, но лучше платят. Подходящий вариант, если не очень хочется задумываться о том, чем занимаешься. Но это ты знаешь. Не сомневаюсь, об этом ты подумала.

Мы помолчали. На самом деле об этом я не подумала. Я сказала ему, что верю в идею. Не вижу ничего плохого. Призналась, что вижу у платформы проектов с открытым исходным кодом радикальный потенциал. Паркер ответил не сразу.

– Для меня это мрачное знамение централизации, – сказал он. – В мире без платформы мы могли бы делать то же самое, а люди были бы свободнее.

Он вздохнул.