Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Патрик не вписывался в мои представления о предпринимателях. Он не рвался на сцены конференций или во властители дум цифровой эпохи. Невозможно было представить его в роли самодура или увольняющего сотрудников. Мои друзья часто принимали его за аспиранта. Нас мало роднили интересы – как-то вечером мы проходили мимо места самодеятельной музыкальной тусовки, он глянул на стоящих на улице юных панков и сухо сказал: «Так вот где молодежь стремится к исполнению желаний», но мне замечание показалось очень мирным. Никаких претензий или позерства. Он носил очки в тонкой оправе, но исключительно из-за зрения, а не для обозначения принадлежности к какой-либо субкультуре. Я расслабилась.

В основном мы ходили в высококлассные рестораны «Нью-Америкен», где Патрик легко заказывал столик в тот же день. Рестораны наполняли натуральные волокна и акценты акации, ненавязчивая флора и официантки с телами танцовщиц в льняных хламидах, пары тридцати и сорока лет, женщины в крепких полусапожках с элегантными обручальными кольцами, мужчины, обычно одетые точно для горного восхождения. Неизменно минимум за одним столом в сплочение команды ужинали сотрудники стартапа, но их, чтобы не сильно влияли на атмосферу, задвигали в укромный уголок.

Сан-Франциско переживал кулинарный ренессанс, конкурентную борьбу за привлечение внимания денег нуворишей. Повара соперничали не столько друг с другом, сколько с тоской, навеваемой продвинутыми офисными кафе, ресторанами быстрого питания и приложениями доставки еды. В стремлении выделиться они развернулись на полную катушку, подавали как роскошь жареные анчоусы и как манну небесную ломтики квасного хлеба. Еда сводила с ума: сыры прятали под свечи на столе и открывали в конце трапезы безукоризненно мягкими, запекали в буханках хлеба целых перепелов. Это была высокая интенсивность, сенсорная перегрузка, вибрация на пределе: чаван-муши^[28] с копченой кукурузной лузгой, маринованный картофель фри, зеленостручковая фасоль и черри под шапкой из буррата. Еда, которую шеф велел есть руками. Еда, прославленная в социальных сетях. Еда – какой она должна быть.

После череды обедов на крахмальных скатертях дружба стала немного формальной. Мы предприняли альтернативные действия: поход в шесть утра, деловой завтрак в семь. Наконец я поняла, что Патрик тусовался только за ужином, это было единственное свободное время в его расписании.

Легко понять отношение кого угодно к власти и статусу, кроме своего. Мне было все равно, что Патрик руководит компанией, но я знала, что другим-то нет. Мне льстило его желание со мной дружить и удивляло, что он тратил на это время и силы. Открытием этой стороны своей личности я не гордилась. Я позволяла ему то, чего остальным друзьям не спускала: с ним было непросто общаться, он мог отвечать односложно, требовалось много времени на то, чтобы что-то ему втолковать, и он забывал отвечать. Как-то раз он провел собеседование о приеме на работу с моей близкой подругой и попросту ушел в тень. Я чувствовала себя пристыженной, раздраженной, но ничего ему не сказала. Патрик принимал звонки, проводил собрания, пересекал часовые пояса, пересаживался на самолеты, руководил командами, нанимал начальников, ублажал инвесторов. Его время было не ценнее моего, жизнь не важнее чьей-либо еще жизни, только он еще руководил экосистемой.

Я шла по Мишн встретиться за обедом с Иэном и наткнулась на одного из инженеров поддержки из аналитического стартапа.

– Боевая подруга, – обнимая меня, сказал он.

От него пахло манговым вейпом. Я засмеялась, не понимая, что он серьезен.

– Мы вместе прошли через дерьмо, – продолжал он. – Я обнимал тебя, пока ты плакала, словно наступил конец света.

Я его обожала, но не помнила, чтобы плакала у него на руках, я всегда старалась плакать одна, в туалете. Я была уверена, что этого не было. Так я и сказала, а он пожал плечами.

– Почему ты этого не помнишь? – спросил он. – В тамошней обстановке это было совершенно нормально.

Я не сказала ему, что недавно думала вернуться.

Мы стояли на улице, руки в карманы, отойдя с дороги спешащих за транспортом и покупателей, и толкавшей тележку со скарбом женщины. Инженер службы поддержки сказал мне, что ушел из компании. Технический директор, гений-самоучка с широко посаженными глазами, тоже ушел.

– Я слышал, он продал кучу своих акций, – продолжил инженер поддержки. – Мгновенный мультимиллионер. Без вопросов.

На самом деле вопрос был: мы не могли проверить, продал он акции и заработал ли миллионы. Но история казалась весьма правдоподобной. Даже приятно было подумать, что мечта сбылась у того, кого мы знали и кого мы любили. Хотя технический директор имел управленческое звание, я всегда считала его одним из нас.

– Как думаешь, чем он захочет заниматься? – спросила я. Мне было интересно, может ли технический директор работать над своими играми. Его это волновало.

Инженер службы поддержки на миг задумался.

– Хороший вопрос, – сказал он. – Думаю, он не захочет ничем заниматься.