Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

Министр и вице-президент по общественному влиянию обсудили эту инициативу. Они отметили, что четверть семей в Соединенных Штатах не имеют домашнего компьютера, разрыв в цифровой грамотности – это и неравенство возможностей. Министр, в костюме-тройке и сияющих кожаных туфлях, казался вылощенным и гиперреалистичным на принятый у политиков манер. Смотрелся он неуместно. Я подумала, какова жизнь госслужащего – делаешь карьеру, заручаешься доверием, вечно балансируешь на грани, возможно, покупаешь смокинг, – и в итоге обихаживаешь растущий центр силы Кремниевой долины, его малолетних выскочек, бросивших школу и ставших себе боссами однодневок, возомнивших, что они знают, как устроен мир и что они сумеют его исправить. У всех компаний-единорогов были переманенные из политических консультантов лоббисты в правительстве, миллиардеры, сопротивлявшиеся регулированию и экспертизе. Возможно, это было то же самое, что обихаживать Уолл-стрит, фармацевтическую промышленность или корпоративное сельское хозяйство. Возможно, это походило на зависть: технология, в конце концов, была противоположностью некой бюрократической тягомотине, уродующей правительство. Любой, кто был в Департаменте автотранспорта Калифорнии, приведет доводы в пользу разрушения бюрократии. С другой стороны, я могла только вообразить кошмар распорядительного органа, руководимого стартапами.

В конце презентации наш гендиректор, одетый в пиджак и джинсы с заниженной талией, вынырнул для заключительного слова. Он прошел через сцену с перекинутой через руку толстовкой сотрудника, в точности как носили только наши известные в местном масштабе инженеры. После рукопожатия с министром гендиректор сказал, что он в знак благодарности с гордостью преподносит министру сшитую на заказ фирменную толстовку.

Однажды утром в поезде по дороге в штаб-квартиру, когда я просматривала на телефоне приложения социальных сетей, алгоритм показал фотографию, сделанную на празднике аналитического стартапа. На фотографии были запечатлены два бывших сотрудника, оба широко улыбались, зубы белые, в точности как я помнила. Подпись гласила: «Я так рад быть частью такой удивительной команды». У вечеринки был хэштег, и я на него кликнула.

По хэштегу развернулся поток фотографий незнакомцев – красивых, из тех, кого не портит спортивная одежда. Они казались хорошо отдохнувшими. Расслабленными и счастливыми. Не походившими на меня.

Я пролистнула фотографию, явно с ресторанного шоу: акробатка в трико, колени на пьедестале, пальцами ног сжимает лук с готовой вылететь стрелой. Целилась она в набивное сердце с напечатанным логотипом компании. Я прокрутила гифки целующихся и обнимающихся в фотокабине незнакомцев и прониклась их гордостью, их осознанием свершения – прошел еще один чертов год, но они добились успеха и выиграли. Мне сделалось немного не по себе, словно всплыла детская обида, когда о тебе забывали.

Я продолжала листать, пока не наткнулась на видео тусовки после вечеринки, снятое словно в ночном клубе или на дорогой бар-мицве, если бы не спроецированный на стену логотип стартапа. В свете мигающих разноцветных огней мужчины в непарных пиджаках и брюках и женщины в коктейльных платьях подпрыгивали, размахивали светящимися палочками и световыми мечами под электронную танцевальную музыку. Я подумала, что они стали профессионалами. Недавно компания собрала еще 65 миллионов. У них была кубышка. Они двигались к прорывному росту. Они не ограничивали себя в расходах.

«Прошлая ночь была эпична!» – комментировал какой-то незнакомец. Ушла я уже больше года назад. А ловила себя на том, что все еще продолжаю искать на фотографиях свое лицо.

В начале года робототехническая мастерская Иэна переехала в Маунтин-Вью для слияния с секретной научно-исследовательской и испытательной лабораторией поискового гиганта. Та располагалась в некогда первом в Калифорнии крытом торговом центре и называлась фабрикой прорывных технологий. На полном серьезе и без ложной скромности. Сотрудников так и просили писать в электронных письмах и профессиональных резюме, а директора титуловали капитаном прорывных технологий. Я все еще понятия не имела, над чем Иэн работал на самом деле, хотя иногда узнавала из новостей: репортеры авторитетных газет рассказывали о поисковом гиганте как о священной зоне, иностранном правительстве, новом государстве.

Еще компания время от времени выпускала футболки с внутренними кодовыми названиями – дополнительные подсказки для любопытных. Я спросила, что такое «Хай-Лоу», когда Иэн пришел в фирменной футболке, словно с программистского рок-концерта. Он не ответил. Я сказала ему, что это очень злит: если что-то рекламируют на футболке, сотрудники должны иметь право об этом говорить.

– Ну конечно, – сказал он. – Но разве это не весело?