Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

– Мне так нравится что-то делать руками, – говорили они и начинали монолог об обработке дерева, варении пива или выпечке хлеба в домашних условиях. Это напоминало пятилетней давности Бруклин, только умельцы-любители изучали не маринованные овощи, а фото хлебных ломтиков друг друга. На работе несколько инженеров увлеклись кухней су-вид, и по выходным они подрумянивали, нарезали ломтиками и томили мягкое мясо, документировали процесс и обменивались в социальных сетях гордыми фотографиями высокого разрешения.

Я завидовала Иэну, обученному мыслить с точки зрения не софта, а «железа» – элементов материального, воплощенного мира. Он тоже целый день пялился в компьютер, но законы физики для него продолжали действовать. Отношения с Интернетом у него были не такие, как мои: у него не было аккаунта ни в одной социальной сети, он не разбирался в актуальных мемах и не интересовался второстепенными подробностями жизни других людей. Не вставал в конце дня и не думал, как я: «Ах да – тело».

Я отправилась встретиться с Патриком за ужином в ресторане с кинематографическим интерьером. Как обычно, разговор быстро перешел на технологии, как обычно, я принялась изливать на него свои тревоги и разочарования Кремниевой долиной. Наши споры об отрасли не прерывались, словно подкаст, который в здравом уме никто не стал бы слушать. Мы порой приходили к разным выводам из одного и того же события – то, что мне казалось предостережением, он мог счесть наметками будущего, и наоборот, – но эти разговоры мне нравились. Они закаляли и оттачивали мои аргументы. Лишь изредка я возвращалась домой в темноте, слушала громкую музыку и мрачно желала работать в другом секторе или жить в другом городе, а именно в том, где можно стрельнуть сигарету.

– Предпочел бы я воображаемую Кремниевую долину, порождающую только эпохальные компании? – спросил он, когда нам подали одинаковые тарелки с жареной курицей в йогурте и дукке. – Разумеется. Но думаю, что геномные стартапы и дерьмовые стартапы – результат одного и того же процесса, слабостей и самоубийственных тенденций, всего этого. Конечно, здорово бы нам иметь нормальную, рассудительную, трезвую, благоразумную, уравновешенную Кремниевую долину, порождающую такие же компании, но сомневаюсь, что это возможно.

Я сказала, что, конечно, возможно. Большинство стартапов могли бы добиться не меньшего, если не большего успеха, руководи ими те, кто, например, не преследует и не подвергает остракизму инженеров-женщин. Столь же новаторскими они могли бы быть не обязательно под руководством – без обид – молодых, белых и мужчин.

– И что мы вообще понимаем под успехом? – немного на повышенных тонах спросила я, хотя никогда не ставила успех на первое место. – Разве мы не можем позволить большому количеству разных людей потерпеть крах? – торжествующие заявила я, потягивая вино.

– Сразу скажу, что я согласен с критикой, – заявил Патрик, подливая мне воды в стакан. – Я тоже хочу, чтобы Кремниевая долина была лучше. Более открытой для всех, более честолюбивой, более значимой, более серьезной. Более оптимистичной.

Здесь мы достигли согласия, хотя я подозревала, что у нас могут быть разные представления о том, как и в чем это может проявиться.

– Думаю, на самом деле поразительно, что существует только одна Кремниевая долина, и меня очень беспокоит, что это пламя гаснет. Может, вопрос в том, что нам нужно две Кремниевые долины или ни одной. Для меня ответ на него предельно ясен.

Я завозила по тарелке кусок куриной шкурки. Двух Кремниевых долин мне не хотелось. Я склонялась к мысли, что нам с лихвой хватает вреда от той, что есть. А может, я и вправду хотела две, но только если вторая была бы совершенно другой, злым двойником: матриархальная Кремниевая долина. Сепаратистско-феминистская Кремниевая долина. Небольшая, глубоко продуманная, неторопливая, регулируемая Кремниевая долина – в ней могли бы руководить и мужчины, но при условии, что они никогда не будут употреблять слово «блицскейлинг»^[29] или называть бизнес войной. Я знала, что в моих идеях есть логическое противоречие.

– Прогресс настолько необычен и так редок, и все мы охотимся, пытаясь найти Эльдорадо, – сказал Патрик. – Почти все вернутся ни с чем. Трезвые, ответственные и взрослые не бросают работу и жизнь ради строительства компаний, в конце концов, возможно, даже того и не стоящих. Для этого необходимо своего рода самопожертвование.

Только потом я поняла, что он, возможно, пытался мне что-то сказать.

Друзья устраивали рейв в дельте Сакраменто, объявленный радикальным событием опоры на собственные силы. Приглашение гласило: «Земля суха и требует твой пот». «Мы жаждем наполнить ферму радостными, голодными телами». Я хотела быть радостным телом – или на худой конец попробовать. Я положила пару черных штанов, маленький вапорайзер, роман и «Путь художника»^[30].

– Думаю, на рейвах не читают, – заглянув в мою торбу, заметил Иэн, но обострять не стал.