Почти одновременно с последней победой, назначенный конвоир, метавшийся по соседнему помещению, подбежал к своему «АК-74», направил его дуло в свой рот, после чего незамедлительно произвел губительный выстрел, не позабыв оставить на противоположной стене кровавый отпечаток растекающихся мозгов. Несмотря на активную помощь потусторонних сил, требовалось покончить с обездвиженным неприятелем (дабы он потом не создал ненужных проблем), находившимся уже без сознания и лежавшим у ног Королева; осуществляя задумку, пришлось испытать на прочность приклад, вмяв лицевую часть противника вплотную к затылку… раздался характерный хруст ломающихся костей, заложенных в основание черепа. Омерзительные звуки, а заодно и вид искалеченного тела слабой женщины, непривычной к подобным жестокостям, вызвали обильное очищенное желудка, быстренько освободившегося от тяготивших излишков.
Тем временем Избранный, все свои действия совершавший с выпученными глазами, невидящими и словно остекленевшими, едва покончил с врагами, стал приходить в себя, пусть и медленно, но довольно уверенно; постепенно взгляд его все более наполнялся смыслом, а сверхчеловеческие силы со временем «отключились». Путь к свободе оказался свободен, вследствие чего Ковальский, который, как и Вика, не остался в стороне от проявления пренебрежительных эмоций, наполненных еще и отвращением, и которого нахождение в одном помещении с ужасными трупами тяготило не менее молодой красотки, высказал предложение, само собой просившееся наружу:
– Я думаю, нам пора уходить: бандиты могли услышать выстрелы, а значит, сейчас сюда нагрянут их безжалостные дружки – а вот тогда нам точно не поздоровится.
– Нам и так не совсем хорошо, – вмешалась настрадавшаяся Виктория, освободившаяся от всей непереваренной пищи и искренне надеявшаяся, что в сложных – чего уж там? – критических ситуациях лучше полагаться на Королева, – если ты помнишь, нас собираются повесить, так что наше положение пока едва ли не лучше прежнего. По мне, так лучше быть убитой при попытке к бегству, чем болтаться на веревке, выставленной на всеобщее обозрение и издевательскую потеху.
Мужчины подивились мужеству очаровательной женщины, в своей смелости ставшей еще только более восхитительной; а, чтобы подтвердить ее слова, Семен произнес:
– Если еще раз вспомнить историю Украины, то всем сразу же станет ясно, что их воинские формирования, создаваемые во времена всевозможных смут, восстаний и революций, не отличаются суровой дисциплиной, какой бы над ними не стоял командир, старавшийся казаться непомерно жестоким; таким образом, беспорядочные выстрелы, и такие, и им подобные, а особенно по ночам, в здешних краях дело совершенно обыденное, и на них навряд ли кто-нибудь обратит особо пристальное внимание. Вместе с тем спешить выбираться из сарая, по моему мнению, тоже не стоит, напротив, следует подождать: а не вышлют ли кого сюда с последующей проверкой?
– Но если всё так, как ты утверждаешь, – не унимался Аркадий, – то сюда пришлют целый взвод, а то, возможно, и роту – и вот тогда нам точно наступит каюк.
– Поверь, Аркаша, – убеждено проговорил полицейский, – если это и случится, то придет всего один человек.
– Но?..
Договорить поляк не успел, так как его оборвал Королев, неприятно шикнувший и прижавший палец к губам.
– Смотрите, – прошептал он, выглядывая в расщелину хлипкой двери – как я и говорил, идет всего один юхновский «архаровец-пассажир», полупьяный и вышедший словно бы на прогулку.
– Почему «пассажир»? – удивилась Багирова.
– Да все потому, что он является кандидатом на поездку к своим праотцам, – находясь в предвкушении поединка, весело ответил Семен: убив двоих, он готов был продолжить скверное начинание с третьим.
Между тем бравый укра́инский молодчик не спеша приближался к деревянной постройке; он был один из троих (не считая хозяина), оставшихся в доме для пересмены охранников. Как и предполагал Королев, Батька жил на другом конце немаленького села, насчитывавшего своей численностью около пяти тысяч постоянно проживающих жителей. В основном здесь осели румыны, но они старались держаться несколько обособленно и не влезали в дела местных повстанцев; те же в свою очередь не трогали их, понимая, что пока еще не достигли достаточной мощи, и предпочитая направлять борьбу против «прокля́тых москалей», ненавистных и давным-давно опостылевших. Так вот, закончив с организаторскими вопросами, главарь отправился на личную виллу; оказавшись дома, он хорошенько поужинал салом, хлебнул немного горилки и неожиданно вспомнил о красивой женщине, захваченной в плен; немедленно бандит о́тдал приказ, адресованный оставшимся возле его дома двум часовым, чтобы те привезли «московскую стерву» для вечерней потехи. Не смея ослушаться своего командира, те той же минутой отправились выполнять озвученное атаманом распоряжение.