Оказавшись в неказистом, удручающем каземате, сдружившиеся, а где-то и полюбившие друг друга, участники миротворческой экспедиции переживали не только ужас от уготованной им ужасной участи, но и страдали душевными муками: столько между ними было недосказано, а ведь требовалось сказать очень многое… Виктория и Семен, так и не объяснившиеся в любви, теперь, естественно, каялись, что так и не смогли преодолеть общепринятых правил и установленных в общественной жизни условностей; одновременно они испытывали невероятное чувство стыда перед Аркадием, который был столь несправедливо отвергнут и которому своей взаимной любовью они причиняли столько душевной боли, непрекращающейся и очень устойчивой; каждый раз их сердца обливались кровью, едва они только думали, что рано или поздно, но в любом случае ему все же придется открыться; говоря про Ковальского, то тот давно уже смирился с существующим положением дел и теперь, опечаленный, дожидался, когда же его «реальная отставка» наконец-то случится.
Размышляя над возникшей ситуацией, друзья, к которым постепенно возвращались вдохновение, влекущее к приключениям, и неиссякаемое желание к жизни, на какое-то время утраченные (ведь как-никак они были люди живые), начали вполголоса, чтобы не привлекать внимание часового, обсуждать создавшееся возле них положение. Как ни странно, первым заговорил обрусевший поляк, предпочитавший обычно отмалчиваться:
– Да, в этот раз мы, пожалуй, действительно влипли…
– Я бы не стал так расстраиваться, – попытался Королев развеять пессимистические настроения, охватившие его компаньонов, – мы все еще живы, а наши главные вещи не обнаружены, так что надежда пока еще есть.
– Какая? – неуверенно и несколько отрешенным голосом удивилась Багирова. – Твой призрак на помощь тебе не пришел, совладать же с таким количеством вооруженных людей троим безоружным чужестранцам – это полнейшая утопия, не имеющая под собой никакой благотворной альтернативы и кажущаяся просто непререкаемой.
В то же самое время Семен заметил, как выставленный на охрану бандит напрягает слух, и предусмотрительно приложил к губам указательный палец. На какое-то время пленникам пришлось замолчать. Время тянулось ужасно медленно, но, если быть объективным, отважным героям в их невеселой ситуации подобное обстоятельство было лишь на руку: начало их казни приближалось не так уж и быстро.
Постепенно такие качества, как-то: усталость, безмятежность, бездействие и наступающие на улице сумерки – объединившись все вместе, сделали свое дело, и украинский конвоир, мал-помалу присевший на табуретку, непринужденно стал «клевать» носом, постепенно все более погружаясь в царство Морфея. Как только он стал беззаботно похрюкивать, Избранный посчитал возможным, что прерванный ранее разговор можно продолжить:
– Дух не мог мне помогать, потому что мы находились рядом со Зловещим сокровищем; коротко говоря, ему наложено «жесткое табу», не позволяющее быть рядом с Проклятьем, однако я все-таки полагаю, что он еще скажет свое главное слово.
– Почему ты так думаешь? – наполняясь надеждой, спросила Виктория.
– Я надеюсь на свою наблюдательность; она же мне подсказывает, что Юхно живет не здесь, а где-то в другом, несколько удаленном, месте.
– Откуда такая уверенность? – вмешался в разговор Аркадий Ковальский.
– Когда нас заводили в сарай, то я слышал, как завелась и поехала наша машина, увозя Зловещие артефакты прочь, что само по себе означает – ничто теперь не помешает странствующему призраку войти со мной в прямой контакт, тем более что я чувствую его прямое присутствие.
– Хорошо бы, – стуча зубами, Виктория пыталась победить неприятную нервную тряску, – с другой стороны, я почему-то не понимаю, что можно сделать против такого огромного количества вооруженных людей?
– К ночи все напьются и повалятся спать, – с несомненной убежденностью заверил опытный полицейский, – так что количество боеспособных недругов значительно сократиться.
– Откуда ты знаешь? – искренне удивилась удрученная женщина.
– Историю надо было учить, – промолвил бывший оперативник, невольно сделав укор, и, пытаясь сгладить свою заносчивость, следом добавил: – На Украине ни одно великое дело не обходится без «пресловутой горилки»; вспомните хотя бы картину: «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану», где основным атрибутом на столе являлись письменные принадлежности и графин, наполненный – уж точно не водой! – а скорее всего, крепленной выпивкой.
Неожиданно охранник, вроде бы безмятежно спавший, резко открыл глаза, а по всему его состоянию стало заметно, что он начал проявлять необъяснимые признаки беспокойства.
– Началось, – заметил Избранный, – теперь будьте готовы ко всему: дальше может случиться всякое… и, в случае чего, импровизируйте – поскольку по-другому здесь просто никак не получится – и действуйте, долго не думая.