Змеиная кожа

Надя тоже безумно устала. Оставшись одна, она легла навзничь, погасила свет и прислушалась к ощущениям в теле. Главное, что показалось с чувством торжества, — она сильная, сильнее всех, она легко сломает и изорвет в клочья всех, кто попадется, и ничто ей не помешает. Она негромко расхохоталась — не от радости, не от удовольствия, а от того, что новая сила просилась наружу и надо было что-то совершить. Потом она заснула чисто и спокойно, без сновидений и кошмаров.

Приглушенный мелкий смех помимо воли вырывался у нее весь день, но это не вызывало косых взглядов — вокруг радовались победе и тому, что путч ликвидирован. Только в лифте, когда она поднималась с грудой карточек, на нее оглянулся молодой военный, свирепо двинул скулами и сказал:

— Смеетесь? Подождите, досмеетесь на свою голову. Потом не жалуйтесь…

После работы она застала дома Колю и с ним человек двадцать. Надя весь день гадала, как сказать Коле то, что с ней произошло, но обнаружила, что до нее нет дела. Все радовались, шумели, работал телевизор на полную громкость, и стоял дым коромыслом. Надя отложила объяснение до удобного момента. Но потом услышала, что появился Виталя, провел минут десять с ликующими победителями и, не смущаясь, сообщил — словно это было естественно:

— А я к Наде.

Явился в Надину комнату и запер дверь.

Когда он ушел, Надя робко выглянула, но на лицах собравшихся не прочитала ни презрения, ни какой-нибудь эмоции. Все шло так, как шло, своим порядком.

Виталя приходил почти каждый вечер. Один раз они услышали, как вернулся с работы Коля, как он ходит, скрипит дверью и звенит посудой. Виталя обнял Надю и призывно зашептал на ухо:

— Давай его позовем. Ты не против? Он все-таки муж тебе…

Надя поймала себя, что не возмущается, не обижается и не воспринимает Виталино предложение как неординарное. Была неловкость перед Колей, она испытывала к нему уважение и признательность, но не видела мужчину. Она неуверенно кивнула, но в глубине души была убеждена, что сомнительные связи ему чужды и что он гневно и брезгливо откажется. Виталя пошел в кухню, что-то негромко объяснял, и Надя была потрясена, когда в комнате появился Коля с несмелой, но умильной улыбкой, не оставляющей сомнений, и проговорил:

— Надюша…

Через неделю к их компании благодаря Виталиным хлопотам присоединились Егор и Роман. Егор был толстый, рыхлый, часто напивался, а Роман был старший среди них — дальний Виталин родственник. Посторонние гости иссякли, проходной двор в квартире почти прекратился, и жизнь упорядочилась. Сунула нос Заваруева, все поняла, сверкнула ненавидящими глазами и скрылась. Надю забавляло, что она управляет четырьмя мужчинами, у нее никогда не было столько власти над людьми, и ей нравилось. Не смущало даже соображение, что эти люди экономят на единоличном содержании женщины, потому что началась инфляция и зарплаты превратились в ничто. Пьянящее чувство уверенности в себе, в женских силах было ей так незнакомо — обычно она терялась на фоне эффектной сестры, — что остальным она пренебрегала.

Уверенность придавала ей смелости. Она нашла, что тоскует по дому, и в один прекрасный день обнаружила себя на скамейке в родном дворе, издалека пытающей знакомые окна — совсем как Гриша когда-то. Окончательно переломить страх, войти в подъезд, подняться по лестнице и позвонить дверь она не могла. Она сидела, пока мимо прошла соседка по лестничной клетке, баба Валя, обернулась и позвала:

— Надя, ты, что ли?

Надя поднялась с досадой. Ей хотелось остаться незамеченной, и она опасалась, что баба Валя наябедничает Юлии Андреевне и Алле.

— Зайди, — позвала баба Валя. — Бабушка оставила, на память… лежит, а я и не знаю, как передать.

— Что оставила? — не поняла Надя.

— Говорю же, памятку. Видно, чувствовала…

Надя покорно пошла за ней, предчувствуя ошибку — она не знала в бабушкиной собственности памятных предметов.

— Хорошо выглядишь, — похвалила баба Валя. — Расцвела — молодец. Алка-то наоборот скорее… А я голодаю, Надюша. Жорка два мешка картошки из деревни привез, тем и спасаюсь. И то спасибо…

Надя не зашла в соседкину квартиру, она остановилась на пороге, морщась от тошнотворного запаха.

— Возьми, — сказала баба Валя значительно. — От бабушки в наследство.

Надя приняла подарок. Это оказался самодельный шарик к новогодней елке, изготовленный из темно-вишневого бархата и набитый ватой. Сверху были приклеены и пришиты стеклянные пуговички, некоторые Надя узнала — с маминой блузки. Шарик отчасти впитал аромат помещения, так что Надя заносчиво надулась. Почти не глядя, она убрала шарик в сумку.

— К своим-то зайдешь? — спросила баба Валя.

— Нет, — покачала головой Надя. — Не могу.

Когда соседка убралась, она провела ладонью по родительской двери и быстро ушла, пока ее не обнаружили.

Как-то заглянул в гости Гриша — осунувшийся, грустный. Надя, подозревая определенные намерения, нахмурилась и шепнула Витале:

— Только не он.