Змеиная кожа

Но Юлия Андреевна наотрез отказалась уезжать, и дом на два дня превратился в кошмар. Она твердила, что не оставит дочек, что, пока не вернется Александр Михайлович, она не уедет, что ей не жалко себя, и, если ее зарубят ночные нападающие, это будет лучшим исходом. Алла поддержала ее, голося, что у нее никого в жизни не осталось и что мама будет при ней. Надя боялась, что Руслан изобьет Юлию Андреевну. Всыпь он Алле, она не имела бы ничего против, потому что Алла, выбрав в мужья Руслана, была косвенно виновата во всех бедах. Но до рукоприкладства не дошло — Руслан просто взял охапку вещей Юлии Андреевны и принялся рвать и топтать их ногами, а разбирательства кончились тем, что Алла, рыдая, поехала провожать Юлию Андреевну на вокзал. А Надя, устало вздохнув, смиренно приготовилась к худшему.

Матвею Захаровичу она не звонила, но он вышел на нее сам — Надя отметила, что проявился он в то время, когда надобность в деньгах отпала, и она ни гроша не смогла бы передать Юлии Андреевне.

— Наденька, что же ты? — спросил он. — Я жду… Так нужно или не нужно?

— Уже нет, — ответила Надя кратко.

Получив лаконичный ответ, Матвей Захарович не успокоился.

— А, извини за нескромность — женщинам такие вопросы не задают, — зачем тебе вдруг понадобилось?

Надя терпеливо, как будто отношения оставались прежними, объяснила, что деньги для мамы, что Руслан уже дал некоторую сумму, что больше она ничего не просит.

Матвей Захарович удовлетворился объяснением.

— Учти, Наденька, — проговорил он. — Деньги я приготовил, можешь попросить когда угодно. Понадобятся — они лежат, они твои.

Надя ухмыльнулась в пространство, не поверив ни одному слову и отметив, что достойный кавалер предлагает забрать их только в далеком гипотетическом будущем.

— Ладно…

— И еще, — голос сделался привычно вкрадчивым. — Я думаю, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Может быть… стоит переменить жизнь? Сделать следующий шаг? Я, конечно, человек сугубо гражданский и мирный. Перед громилами я так же бессилен, как нормальные люди. Но свою женщину смогу защитить, поверь мне.

Наде почудилась тень очередной провокации.

— Я не брошу Руслана, — сказала она заученно, радуясь, что доставляет кому-то неприятные минуты. — Я ему нужна, мы будем вместе. Я же люблю его…

— Смотри, — сказал Матвей Захарович. — Это странная история.

Надя поняла, что он знает причину периодических набегов на их квартиру — вероятно, раньше не знал, а теперь знает, — и ждала, расскажет или нет.

— Какая история? — спросила она безмятежно. — В чем дело?

— Нет, ничего. Так…

Он предпочел умолчать. Надя повесила трубку и, когда пришел Руслан, уставилась обожающим взором и сказала честно:

— Ты лучше всех.

— Я знаю, — бросил он и насторожился: — Что это за нежности? Опять денег хочешь? Я не дойная корова.

— Все-таки ты лучше всех… — повторила Надя, адресуясь с тезисом не к Руслану, а к себе. Ей было безмерно огорчительно, что он лучше, что все, кто ей встречался, на поверку оказывались слабыми и гнилыми, и что Руслана она невольно ценила выше, чем окружающих.

Матвей Захарович предпочел еще подстраховаться. И дня не прошло, как раздался звонок с неопределяющегося телефона, и звенящий от ненависти женский голос сказал:

— Ты, мразь, если будешь на Матвеевы бабки губу раскатывать, умоешься горючими слезами, ясно? Ни копейки не получишь! Ишь, дрянь подзаборная, разбежалась!..

Надя иронично улыбнулась:

— Вы кто, собственно?

— Узнаешь, кто, — голос захлебнулся в уничтожающей истерике. — Узнаешь, сука. Я тебе такую жизнь устрою, что на помойку сбежишь и молиться будешь, что цела осталась!

Но Надя уловила замешательство Валерия Ивановича в последнюю встречу, его явный испуг перед перспективой связываться с Русланом и как официальная женщина чувствовала некоторую безнаказанность.

— Кишка тонка, коза драная, — отрезала она нагло и положила трубку. И с горечью нарисовала еще крест, сознавая, что кресты множатся, а выход из тупика не виден.

Через день она повезла заявление Юлии Андреевны о неоплачиваемом отпуске. В детстве Надя любила, когда Юлия Андреевна брала ее на работу: там были массивные деревянные столы, по коридорам ходили доброжелательные люди, и Наде неограниченно позволялось брать канцелярские скрепки и вязать в длинные цепочки. Но сейчас гнетущая атмосфера чувствовалась, начиная с холла. Людей было мало, они были подавленные, все пожилые, а боковой коридор на первом этаже оказался закрыт металлической дверью, в которую при Надином появлении двое молодцов споро проволокли огромный ящик.