Змеиная кожа

Она недоумевала, как быстро и просто все закончилось. Села рядом и подождала минут пять. Вынула из сумки камень, залезла в карман Руслановых брюк, достала платок и старательно вытерла обнародованную драгоценность. Завязала в платок, чтобы не выпала случайно. Засунула обратно в карман бывшего зятя.

— Возвращаю, — проговорила она. И снова села, раздумывая. Потом спросила у себя:

— Ах, да! Чем же я разрезала?..

Она выдернула лезвие, подобрала веревку и рассекла повторно. Вытерла кровь о срез. Подумала еще, швырнула веревку и лезвие в лужу. Некоторое время не двигалась, молча наблюдая темнеющие верхушки деревьев и слушая пение кузнечиков. Хлопнула себя по бедрам и сказала, как перед дорогой:

— Ну, ладно.

Решительно поднялась, выбралась из канавы, оглянулась, высматривая огни дачного поселка или приближающейся машины. Изобразила волнение, размазала грязь по лицу и побежала по дороге, размахивая руками и истошно крича:

— Спасите!..

Дальше были случайные "жигули", под колеса которых Надя едва не угодила, и ночь в отделении милиции, где измученная Надя впала в сомнамбулизм и перестала что-либо понимать. Она только видела по значительным и оторопевшим лицам милиционеров, по их осторожным намекам — что они нашли предмет, возвращенный Руслану. Потом — зайцем — ранняя электричка с редкими спящими пассажирами, ехавшими издалека в Москву, на работу. Первый поезд пустого метро — с прозрачным салатовым жетоном, подаренным в милиции. Когда Надя вышла из подземелья на Щукинской, рассвело, небо было радостное, листва свежая, по безлюдному асфальту был раскидан мусор вокруг вчерашних торжищ и киосков, и Надя медленно брела, едва передвигая ноги. Слезы беззвучно катились по лицу, и она чувствовала, что силы оставили ее, что она не только физически измотана, но внутри сломалась какая-то пружина, и она, как тряпичная игрушка, которую бросил кукловод, — беззащитна и ни в чем не уверена. Не в состоянии — ни двигаться, ни говорить, ни даже думать.

— Да, — вспомнила она, тащась мимо помойки. — Пуговица…

Нашла оторванную пуговицу и бросила на дно бака.

Когда она открыла дверь, навстречу с безумными глазами метнулась Алла:

— Что такое? Что случилось? Где Руслан?

— Руслана убили, — выдавила Надя.

Ей представлялось, что Алла вздохнет свободно, но сестра ахнула, всплеснула руками и заголосила:

— Господи! А как же мы? Что нам делать?..

Надя пожала плечами, прошла в комнату, свалилась на распоротый диван и заснула.

Когда она проснулась, услышала причитания Аллы — монотонные и отлаженные. Скорее всего, сестра причитала давно, приноровилась и выбрала нужный тон, словно профессиональная плакальщица.

— Мама, ужасно, ужасно… Я не переживу… Как же…

Когда Надя вышла в коридор, красная от рыданий Алла, со щелочками вместо глаз и распяленным ртом, положила телефонную трубку и пролепетала беспомощно:

— Говорят, хоронить надо. А как? Я не знаю…

Надя отмахнулась.

— Это уж ты. Ты жена законная…

Алла плаксиво сморщилась:

— Мама завтра приедет…

Опять зазвонил телефон, Алла вздрогнула и схватила трубку. Стала что-то говорить — кому-то из Руслановых партнеров. Переговорила и побежала за Надей.

— Ты что, не поможешь?

— Нет, — спохватилась Надя. — У меня дело…

— Какое еще дело?..

Надя взяла телефон, бесцеремонно сбросила чей-то звонок и набрала Родиона Константиновича — его номер она помнила с детства, — но никто не ответил. Она положила трубку, без спросу забрала в прихожей Аллин кошелек с жалкой мелочью и поехала на Соколиную Гору, к детскому саду.

Здание выглядело глухо и необитаемо. Надя еле приметила у косяка неразличимый звонок. Кто-то долго разглядывал ее в камеру, потом открывшуюся дверь заслонила тетка, монолитная, как глыба, с лицом, не выражавшим ничего.

— Нет посещений, — отрезала она.

— Не посещения, я к папе, — заговорила Надя. — Ваня, на кухне работал, который без памяти…

— Ошиблись, — отрезала тетка, оттирая Надю и готовясь закрыть дверь.

Надя спохватилась:

— Позовите Родиона Константиновича! Я к папе!.. Пустите!..

— Он в командировке. Когда приедет — приходите. Не хулиганьте! — тетка спихнула Надю со ступенек. — Милицию вызову!

Дверь захлопнулась.

— Я сама вызову! — закричала Надя, колотя в дверь. Когда заболела рука, она поняла, что это бесполезно — к скандалам они привыкли и милиции не боялись. Она сошла вниз и бессильно опустилась на трубу, огораживающую газон. Почудилось, что где-то шуршит. Надя вскочила — звук доносился от лесенки в подвал. Оттуда выбралась пожилая женщина в халате уборщицы и косынке — с метлой в руке. Заметив, что Надя наблюдает за ней, выпрямилась.

— Иди домой, — посоветовала она. — Не кричи.

Надя вытерла слезы.

— Где Родион Константинович?

Женщина собрала совком мусор.

— В Австрии он…

— Когда приедет?

— Бог его знает. Редко сейчас приезжает. Иди домой, — посоветовала она. — Захотят, позвонят тебе. Мы никого силком не держим.

Произнося это, она почему-то прятала глаза.

— А ты Родиона-то лично знаешь? — спросила она после паузы.

— С детства, — откликнулась Надя мрачно.

Уборщица что-то обдумывала.