Змеиное гнездо

– Знаешь ли ты о том, что случилось со мной при Старояре? – Ему казалось, прошло достаточно времени, чтобы о его ловушке услышали все Княжьи горы. – Надеюсь, что знаешь. Это ведь часть твоей службы – все знать и слышать, не так ли?

Сармат был одет в одну длинную исподнюю рубаху, мнущуюся у босых лодыжек; он был нечесан, взмылен, помят и тихо говорил с человеком, который вот уже много лет не боялся ни железа, ни княжьего гнева – и все же в глазах Йокима мелькнул огонек опасения. Так смотрят на буйных людей, от которых не знаешь, чего ждать.

Сармат многое делал для того, чтобы его боялись. Если было надобно, разыгрывал искру безумия: он с трудом бы ответил, где начиналась эта игра и где заканчивался его собственный неуравновешенный нрав. Йокима было не испугать, но Сармат оказался не в том состоянии, чтобы любезничать: сегодня он весь состоял из слабости, сожалений и злобы.

– Так, – ответил Йоким хмуро. – Мой предводитель…

– Ш-ш. – Сармат отставил чашу. – Ты вынюхал, кто за этим стоял? Кто опустил тело моего брата на дно ущелья и заставил меня поверить в то, что я слышал его рык? Витовичи?

Йокима не успел совладать с лицом, и его передернуло. Так ему не понравился Сарматов тон.

– Хортим из рода гуратских князей.

– Ах вот как. – Огладил усы большим и указательным пальцами. – Брат моей покойной женушки, которого вышвырнули из Гурат-града? Любопытно.

Сармат облокотился на стол и замер, раздумывая.

– Это был тот всадник, что кричал о возвращении моего брата?

Казалось, вопрос застиг Йокима врасплох.

– Понятия не имею.

– А жаль. – Сармат прикрыл веки, начиная вспоминать. – Надо было сжечь его, чтоб не думалось. Он был княжегорец, но кричал на тукерском. Был черен и горбонос – да, он мог бы оказаться Горбовичем.

– Это имеет значение?

Надо же. Тень раздражения – в голосе человека, которого давным-давно вышколил Ярхо, а ведь Йоким провел с Сарматом всего ничего.

Сармат сощурился.

– Брат хотел знать, жив ли я? Передай, что я в добром здравии.

Йоким посмотрел недоверчиво.

– Я не лгу предводителю.

А может, стоило попробовать – глядишь и понравилось бы. Ложь сладка и удобна, к ней быстро привыкаешь. По крайней мере, Сармат пристрастился к ней больше, чем к женщинам или вину.

– Тогда передай что видишь, – огрызнулся елейно. – Тебя настораживает, что я в этом облике? Да, я потерял одну кожу, но у меня осталась и другая, человеческая. До поры я побуду в ней.

Йоким будто захотел что-то сказать, но передумал. Сдержанно кивнул.

– Что еще должен знать мой предводитель?

– С твоим предводителем я переговорю с глазу на глаз. Позже. Где он стоит? Мне потребуются люди, чтобы добраться до него.

Сармат хотел выждать время. Нельзя возвращаться к соратникам, пока он не восстановит силы – их и так поразит, что он вернулся человеком, не драконом. Пусть хотя бы его человеческое тело выглядит здоровым. И он не отправится в путешествие к стану Ярхо в одиночку – не хватало еще погибнуть от клинков вражеских лазутчиков.

– Скажи брату, чтобы он прислал мне воинов. Каменных. – И даже не затем, что камню будет легче защитить Сармата. Камень терпелив, его языки не болтливы, а воинам, которых выделит Ярхо, придется увидеть Сармата прежде чем тот решит покинуть Матерь-гору.

– Это все?

Сармат улыбнулся.

– О нет. – Он свистнул сувара, и слуга принес ему писало, бересту и пергамент из телячьей кожи: чтобы начистую перенести то, что набросает на коре.

Сармат разложил принадлежности.

– Отдохни перед обратной дорогой, – сказал он. Пальцы отбивали по столешнице неспешный мотив. – Марлы о тебе позаботятся.

Йоким не выглядел воодушевленным его гостеприимством, но Сармату было все равно.

– А потом ты позаботишься о том, чтобы мое письмо нашло Хортима Горбовича.

И дождавшись согласия, Сармат отвернулся:

– Вот и договорились.

Когда солнце замрет IX

Светило знойное августовское солнце. Над Старояром высился Божий терем с малиновыми куполами – если смотреть только на них и на нетронутые крепостные стены, могло показаться, что Старояр был красив и пышен – прямо как из историй, которые слышал Лутый. Но он видел и другое: порт, только восстанавливающийся после пожара. Оставалось лишь догадываться, сколько еще разрушений скрывалось в самом городе: Лутый собрал слухи, и теперь он знал о битве, произошедшей здесь несколько недель назад.

– Шумно, – пожаловалась Рацлава. – Жарко. И людно.

Ее было не обмануть: у ворот, восстановленных после пожара, толпился народ.

– В город пускают всех? – Она поправила платок, прикрывая лицо. Ее кожа не загорала, а только наливалась под солнцем болезненной краснотой.

– Сейчас разберемся. – Лутый оправил другой платок из запасов Кригги, которым оборачивал шею: к чему людям знать, что на нем рабский ошейник?

– Постарайся не сорить деньгами. У меня большие виды на эту жизнь, и богатства не будут лишними.

Лутый усмехнулся. На деле он был осторожен – теперь за сокровища, которые вынесла Кригга, отвечал он. Рацлава отказалась сразу, а сама Кригга побоялась иметь дело с тем, за что пронырливые встречные могли и убить.