Змеиный Зуб

Как всегда в таких ситуациях, Глен не спустился к завтраку, и в башне царила атмосфера подавленности. Но Валь собиралась как ни в чём не бывало. Она взяла с собой и ночную рубашку, и сменное праздничное платье, и гостинцы, и кулон с портретами сына и мужа внутри. И, конечно, Вдовичку. Длинная бурая мулга легла на её плечи тяжёлым грузом. Судя по её сонливости и отсутствию аппетита за последнюю неделю, она готовилась к линьке. Но она без возражений обвилась вокруг шеи Вальпурги, и та прикрыла её сверху шалью. Затем надела кроличью шапку и была готова.

– Зачем вам с собой змея? – поинтересовался Банди. Он одиноко стоял при входе и смотрел на снегопад и покрытые маленькими сугробами падубы за окном. Сегодня у всех был выходной, даже у мастеровых.

– Для статусности, конечно. Нынче не все дворяне могут похвастаться настоящими ксакалами.

Баронесса расположилась на диване в ожидании экипажа, который за ней должен был прислать Беласк. Снежный день светил через витражное окошко, превращая всю гостиную в цветной калейдоскоп. Рама отцовского портрета сияла ярко, однако сам он будто оставался в тени, не удостаивая дочь взглядом.

С Сепхинором она попрощалась ещё у себя в будуаре и оставила его досыпать. С Эми поболтала на кухне. Глен, вестимо, не собирался давать ей аудиенцию, поэтому оставался лишь каменщик.

– Банди, можешь подойти на минутку? – попросила она аккуратно.

Тот отвлёкся и с готовностью приблизился, а затем развернул к ней стул от обеденного стола и сел напротив.

– Да, миледи?

– Как твои успехи на бирже?

– Потихоньку, полегоньку. Ваш пакет я буду хранить у себя, пока не вернётесь.

– Верно, – улыбнулась Валь. Сперва Банди казался ей скользким типом, но теперь она чувствовала, что они отлично понимают друг друга. Без лишних слов, как говорится.

Она нерешительно замолкла, не зная, говорить ли то, что собиралась. Но взгляд Банди давал понять, что он ждёт именно этого. И тогда Валь, склонившись к нему поближе, сказала тихо:

– Не подумай, что я не могу положиться на собственного мужа. Но… если что, пожалуйста, позаботься о Сепхиноре.

Золотистый взгляд бывшего каторжника стал острее. Он понимал, о чём она. О том незаметном чувстве тревоги, которое охватило остров.

– Можете на меня рассчитывать, – ответил он без тени лукавства.

Вальпурге стало легче, и она виновато улыбнулась. Она не хотела показаться пугливой, но… теперь она знала так много, что ей было неспокойно буквально от всего. И она никак не могла дождаться, когда же газетчики возвестят победу Адальга.

Пережить эти последние часы тьмы перед рассветом труднее всего.

Их молчание нарушил топот копыт на подъездной дороге, и настала пора прощаться. Вальпурге это тоже далось непросто; уходя из дома, она отдавала себе отчёт в том, что это первый её праздник Долгой Ночи без семьи. Отдельно от мягких ковров, узорчатых гобеленов, что вышила мать; отдельно от радужного света цветных стёкол и множества свечей; вдали от шорохов родного очага и задумчивого взгляда удава из галереи на втором этаже.

С другой стороны, Эпонея – тоже её семья. И, хоть её никак не назвать Видирой, она так радушна и так дружелюбна, что от неё тяжело уходить.

А иногда хочется позволить себе быть с тем, кто не требует никакого особого обращения. Валь поняла это впервые для себя, и также впервые решила разрешить себе такую мысль.

Тем более, Эпонея была беспредельно счастлива её видеть. Под её большими детскими глазами залегли такие же большие круги от бессонницы и тревожности; при виде сестры она кинулась к ней, как заброшенная хозяевами собака, и прижалась, не желая отпускать её.

– Прости, прости, что тебе пришлось приехать, – зашептала она, уткнувшись в её плечо. – Но я не могу! Не могу! Мне страшно. Я открываю окно и слышу, как газетчики орут про битву. Я боюсь, что Адальг умрёт. А ОН придёт за мной! Он не даст мне укрыться, не даст спрятаться, он заставит меня…!

«Замуж не по любви, какая трагедия», – с иронией подумала Валь, но Эпонее нельзя было не сочувствовать. Тем более, Валь взялась утешать королеву и помогать ей переживать тяжёлое время; а она всегда выполняла то, что обещала. Поэтому она крепко закрыла резную дверь, увлекла Эпонею за собой и села вместе с нею на их излюбленное канапе. Впрочем, сестра прижималась к ней так отчаянно, что ей не удалось бы даже поставить чайник на огонь.

– Он тебя не получит, – принялась увещевать баронесса и гладить её по пушистым солнечным волосам. – Король созвал знамёна, чтобы не допустить этого. Он просто разобьёт его армию наёмников, потому что наёмники не созданы для того, чтобы выигрывать войны, они сражаются без чести и верности, за звонкую монету. А потом он поймает его и повесит.

– Нет, о нет, – горячо возражала Эпонея. Её горчичные глаза лихорадочно блестели. – Ты его не знаешь. Он чудовищный. Он не человек. Он никогда не позволит себе проиграть! Он обязательно сделает что-то, придумает что-то, чтобы обмануть Адальга, и я так боюсь, что у него получится, так боюсь…

– Да не получится у него ничего! Откуда ты вообще знаешь, какой он? Ты хоть раз с ним общалась?