Змеиный Зуб

Она с вызовом глянула на Охотника, который демонстративно закатил глаза. Но тут уж пытка подходила к концу, ибо граф поднялся на ноги и всем весом оперся на свою трость. Его глаза, по-прежнему невидимые за маской, впервые оторвались от дам и оглядели гостиную. Наконец он сделал несколько шагов в сторону выхода и остановился подле Охотника. Дракон тоже повернулся вслед за ним, но Экспиравит жестом велел ему задержаться.

– Леди, я рекомендую вам сэра Лукаса Эленгейра, самого благородного рыцаря во всех королевствах от Астегара до Цсолтиги. Лукас, послужи для баронессы щитом от неотёсанных солдат, пока те будут здесь делать свою работу. Побудь здесь до конца, чтобы никто потом не говорил о компрометации. Под вашу ответственность, мисс Эйра.

И Экспиравит сделал подобие поклона, слабо согнувшись в спине. После чего добавил:

– Приходите завтра в Летний замок, «погадаем».

И развернулся к выходу. Охотник прошёл вперёд него, открывая ему дверь наружу. А Советник, с подозрением косясь на вешалки и обувницы, покинул башню последним.

Стало легче, но напряжение не спадало – теперь из-за этого рыцаря. Эпонея, впрочем, нашла в себе силы выпрямиться, а Эми отошла подкинуть поленьев в огонь.

Сэр Лукас осмотрелся и сел на стул, на котором ранее располагался сам граф. Видимо, страх змей немало щекотал нервы континентальным крысам. Валь уже не скрывала презрение во взгляде: она чувствовала, что это не граф и не Охотник, с ним можно позволить себе больше.

– Итак, дамы, я надеюсь, вы меня травить не будете? Есть у вас чаю, или чего-нибудь покрепче? – непринуждённо поинтересовался рыцарь.

– Есть, – сухо ответила Валь. – И чай, и коньяк, и конфеты.

Понимает ведь, козёл, что его тут уже не могут убить. Иначе все подозрения падут на баронессу, и никто не будет давать послабления за её «непростое» положение.

– Я всё принесу, – тихо сообщила Эми и самоустранилась на кухню. Вальпурге тоже хотелось куда-нибудь уйти и продышаться, но было уже поздно: в башню заявились солдаты под командованием штабс-капитана Нуллерда.

– Добрый вечер, дамы! – приветствовал он, седой и усатый, как старый домашний кот. На его камзоле красовались две горизонтальные линии, красная и белая, видимо, что-то означавшие среди военных. У него и всего его отряда сапоги доходили почти что до бёдер; это, по крайней мере, означало, что они не поумирают ещё на подходах к этажу со змеями. С собой солдаты несли ящики с инструментами и грубо выстроганные доски.

И Валь даже знала, откуда они их взяли.

– Вам наверх, – сообщила им «чародейка» недружелюбно.

– Да, не смущайте женщин, – хмыкнул сэр Лукас, и те, кивнув, затопали ногами по лестнице. А двое других пошли в противоположном направлении, сказав:

– Нам велено осмотреть комнаты и погреб.

Валь напряглась, подумав, как там Мердок. Но такого страха, как перед графом и его свитой, уже не могла испытывать. Будто отбоялась. Остались лишь слабость и раздражение.

Столкнувшись с военными в проходе, Эми отшатнулась и поторопилась прошуршать по ковру обратно к столу и к Вальпурге. Она поставила перед гостем бутылку, чайник с первым попавшимся чаем – от обилия женских кровотечений – а ещё заготовленные к Долгой Ночи сладости. И тот наконец снял свой неприятный шлем.

Какое у него было красивое лицо! Светлое, молодое, благородное, с ясными глазами, обрамлённое русыми локонами. Чем-то он напоминал Адальга, а чем-то – леди Альберту, возможно, вздёрнутым носом.

Но для Вальпурги он был не более чем захватчиком в её доме. Зато Эпонея почему-то ожила, будто привлекательный человек не мог быть врагом в её глазах.

– Вы меня не бойтесь, баронесса, – тут же заверил сэр Лукас с обходительной улыбкой. – Позвольте и вам налить чаю.

«Наслаждайтесь, и да минуют вас болезненные женские дни», – ехидно подумала Валь.

– Да, налейте, – сдавленным голосом согласилась королева.

– Хозяйка! – позвали сверху. – Откройте-ка нам комнаты!

Валь послала было Эми, но потом мотнула головой и отправилась наверх сама. Она хотела следить за каждым движением неприятеля в своём будуаре, в комнатах Сепхинора и Глена, и тем более в драгоценном змеятнике.

А галерея, галерея! Вся разлетелась к чёрту. Хорошо, что портрет отца остался в гостиной.

Сперва Валь бдительно наблюдала за солдатами, а затем, когда они всё обыскали и принялись долбить молотками, не выдержала и решила спуститься обратно. И увидела то, что заставило её обомлеть: Эпонея плакала в три ручья на груди у сэра Лукаса, а тот изо всех своих джентльменских сил её пытался утешить.

– Эта стрельба, эти обломки, эта кровь! – всхлипывала Эпонея, сводя на лбу свои, теперь уже чёрные выразительные брови. Её будто прорвало как плотину под напором доселе скрытых страхов и слёз. Валь похолодела; не могла же сестра позабыть всю конспирацию, взять и сдать их?

Но, кажется, нет.

– Я как представлю, как там мои друзья, в этом аду! Как подумаю о том, что эти пушки гремели не вдали, а прямо у них над головами! Моё бедное, бедное сердце, за что тебе эта ужасная война!