Да, бегать по пустякам к друзьям действительно не по-мужски, но проблема проблеме рознь. Есть случаи, когда его одного маловато, чтобы с ними справиться, — может хватить, что вряд ли, а может, и нет, что скорее всего. Но решать их предстояло не с Доброгневой. Поначалу да, именно к ней он и засобирался, но незадолго до прихода Вячеслава пришел к выводу, что навряд ли лекарка сможет ему помочь — чересчур запущенный случай.
Кто? Ответ ему дал… сон. Помнится, последними, кто в нем присутствовал из живых персонажей, были двое. Маньяк отпадал, а вот волхв… Не зря же ему приснился Всевед, ой не зря.
Уехал он из Залесья буквально через пару часов — сразу после разговора с кузнечихой, взяв в сопровождение всего пару десятков ратников. Успеть до вечера нечего было и думать, к тому же вновь завьюжило, и пришлось остановиться в Переяславле Рязанском.
Константин на всякий случай постарался принять меры предосторожности, приказав, чтобы дружинники устроили дежурство у его кровати, разбив ночь на пять смен. Задача одна — будить князя каждые десять минут, засекая время по песочным часам. Дружинники честно следили за часами и всякий раз добросовестно будили князя, отчего голова Константина к утру невыносимо раскалывалась, в ушах что-то непрерывно звенело, а в висках стучало.
«Зато ночь прошла без нежелательных эксцессов», — успокаивал он себя.
До следующей ночи они все-таки успели домчать до Всеведа. От дикой скачки из полусотни лошадей — у каждого была вторая на смену, а для саней запрягали четвернями — по пути пала половина, да и остальные держались на последнем издыхании.
Но все бы ничего — добрался ведь. Добил Константина… Всевед. Едва князь появился близ уютного костра на заветной полянке и радостно поздоровался со старым волхвом, как тот, тревожно уставившись на него, вместо приветствия незамедлительно категоричным тоном вынес суровый приговор:
— Темнеешь, княже.
— Стало быть, все-таки Хлад, — обреченно выдохнул Константин и как куль с зерном, тяжело и бесформенно, брякнулся рядом с костром, чуть ли не усевшись прямиком в жаркое пламя.
Впрочем, даже если бы он и рухнул в него, то навряд ли бы заметил, пока не загорелся всерьез. Отныне любая опасность виделась ему ерундой и пустяком, не заслуживающим внимания, по сравнению с тем, с каким «милым и славным» старым знакомым предстояло ему встретиться. Как скоро? Да едва уснет, а человек без сна может продержаться всего несколько суток — это Константин знал точно.
Он с надеждой взглянул на старого волхва, но тот лишь хмурил брови и мрачно сопел. Сказать ему было явно нечего…
Константине же княже сказывал тако: «Целомудрие и чистота не внешне точию житие, но и сокровенный сердца человек егда чистотствует от скверных помысл, и оное куда важнее. Посему ежели кто из холопей, смердов и прочих данников во Христа не верует, но старых богов держится, не подобает на таковых ни речьми наскакати, ни поношати, ни укорити, но богови оставлять сия. Аз же, яко князь, вменяю себе давати заступу и закон и христианам, и мусульманам, и язычникам, ибо все оные людишки суть мои подданные».