Знак небес

Константин не спорил. И впрямь, с учетом резкого увеличения количества ополчения, его воеводе пришлось попотеть не на шутку, подбирая все новых и новых людей в формируемые полки. Ладно — десятники. С ними если и промахнешься — не беда, а вот с сотниками, не говоря уже о тысяцких, ошибиться не хотелось. Из старых, испытанных вояк в тысяцких оставались Пелей, Позвизд, Искрен из Пронска, где в сотниках ходил Юрко Золото, да еще несколько человек, а помимо них пришлось подыскивать на высокие должности изрядное количество других, новых людей, для владимирского, суздальского, переяславского, ростовского, муромского и других полков.

Далеко не все из них были рязанцами. Скорее напротив, преимущественно из местных. Правда, согласился на это Вячеслав лишь по настоянию князя, убедившего своего воеводу, что если того же Пелея поставить куда-нибудь в Суздаль, то спустя два-три года его, образно говоря, все равно «осуздалят». Зато если полк возглавит свой, коренной, чтобы жители могли гордиться земляком, то после двух-трех лет, проведенных в составе рязанского войска, и он сам, и весь его личный состав, наоборот, «орязанятся».

— Хоть сюда политику не суй, — отбивался поначалу Вячеслав.

— Это не политика, а психология пополам с социологией, — убеждал Константин. — Они должны чувствовать себя монолитом, единым кулаком.

— Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, усложнять простое, что ты сейчас и делаешь, княже, очень легко. Гораздо тяжелее сделать сложное простым. И вообще, кто воевода — я или ты?

— А кто рязанский князь — ты или я? — парировал Константин. — И не назначаю я их вовсе. Любого на свой вкус ставь, но только чтоб во главе владимирского полка был командир из самого Владимира, и так далее.

— Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна… — начал было в очередной раз Вячеслав, но, не выдержав, засмеялся. — Хрен с тобой. Есть у меня людишки на примете, хотя и рановато их на столь высокие посты выдвигать, но только из личного к тебе уважения, княже. — И он резко сменил тему: — Слушай, а чего этот хмырь болотный всюду за тобой вот уже вторую неделю шляется как привязанный? Что-то я не врубаюсь — он у тебя в какой должности?

— Скучно ему, вот он и бродит как неприкаянный. А должность… — помрачнел Константин. — Ну считай, что это мой лекарь.

— Доброгневы мало? — удивился воевода.

— А он по совместительству еще и палач, — горько усмехнулся князь. — Эта должность нашей славной ведьмачке пришлась бы не по нутру, вот я ей и не предлагал.

— Для булгар, что ли, приготовил? Не рано ли? — хмыкнул Вячеслав.

Константин немного помялся, но решил, что рано или поздно все равно придется обо всем рассказать и ему, и Миньке. Последнему будет не поздно и ближе к осени, а вот Славке можно и сейчас. Так сказать, заблаговременно, чтобы привыкал.

— Для меня, дружище, — медленно произнес он. — Лично для меня.

— Это как понять? — вытаращил глаза Славка.

— Помнишь, после того как сгорели черниговские князья, я срочно выехал в Рязань?

— К Доброгневе, — кивнул воевода.

— К Всеведу, — поправил Константин. — А теперь слушай, что было дальше. — И он, стараясь не особо драматизировать и даже слегка подшучивая над своим недолгим сроком правления в должности князя, рассказал Вячеславу все подробности.

— И он тебя должен грохнуть?! — возмутился Славка. — Да я его сам раньше пришибу.

— Сказано же тебе — не я это уже буду. И произойдет оно тогда, когда у меня самого не останется сил сопротивляться этому чертову Хладу.

— А перекачка крови? — деловито осведомился воевода. — Ну там гнилую всю слить, а здоровую влить.

— Запросто, — согласился Константин. — Но при одном условии: найди где-нибудь здесь поблизости станцию переливания.

— О дьявольщина! — взвыл Вячеслав. — А что, все настолько серьезно? Я, конечно, уважаю Всеведа — старик что надо. Но он тоже человек, а людям свойственно ошибаться.

— Более чем серьезно, — хмуро ответил князь. — Сам смотри.

Он взял нож, и воевода не успел еще толком сообразить, что собирается делать его друг, как Константин деловито полоснул себя по руке.

— Совсем одурел? — возмущенно выпалил Вячеслав.

— Да мне почти не больно. Ты лучше погляди, какая она, — мрачно сказал Константин.

Воевода склонился над поверхностью стола, куда капала кровь князя, постепенно собираясь в маленькую лужицу.

— Так она же зеленым отливает, — оторопел он от увиденного. — Погоди-погоди, может, у нас свет не тот? Ведь так не бывает.

— Бывает, — вздохнул Константин и добавил: — А еще она стала немного пузыриться. Ты смотри, смотри. Весьма поучительно.

Воевода вновь склонился над столом. На поверхности почти черной, с хорошо заметным зеленоватым отливом лужицы и впрямь то и дело возникали крохотные пузырьки. Был их век недолог — едва появившись, через несколько секунд они уже лопались, однако некоторые, скучившись в небольшой комок, продержались чуточку дольше. Даже когда кровь застыла, они еще оставались, и какие-то точечки отчаянно метались внутри каждого из застывших пузырьков, угомонившись лишь спустя пару минут.