Знак небес

Однако как бы то ни было, а за град им спасибо.

Позже, когда по Руси уже разбрелись потомки Владимира Святославовича Киевского, Борис — любимый его сын — был прислан отцом в те места. Он-то и приступил к созданию настоящего кремника. Приступил, да не закончил — погиб от рук Святополка Окаянного. Добротные укрепления появились намного позже, при еще одном Владимире, основателе рода Мономашичей. Но даже это теперь — старина глубокая.

Зато ныне Ростов славен на всю Русь. Пускай град Новгород Великий кичится своим богатством, град Владимир бахвалится своими умельцами, которые для тебя что угодно откуют, пошьют, выстроят и изукрасят. А призадуматься ежели — это все суета сует.

У Ростова иная гордость. В нем теперь средоточие русского духа. На юго-западной Руси Киев, а на северо-восточной он. Оттого и появилось в названии города дополнительное словцо — Великий. Чего стоит одна вифлиотика, которую ныне покойный Константин Всеволодович собирал всю свою недолгую жизнь. Более тысячи томов в ней, среди коих и древние рукописи, и различные свитки, но главное, что три четверти собранного, никак не меньше, благодаря неустанным трудам монахов и переписчиков переведены на русский язык. Для истинного книгочея здесь настоящий эдем. Иной бы весь век отсюда не выходил, наслаждаясь истинным богатством, и все читал бы да перечитывал, впитывая мудрость веков.

При нем же, Константине, старшем сыне Всеволода Большое Гнездо, в Ростове появилась и первая школа. Он ее сюда из Ярославля перевел. Да много всего разного — начнешь перечислять, так и не упомнишь.

Что и говорить, умен был князь. И не только в книгах умел разбираться, но и в людях ошибался редко, даже в тех, которые по роду своих занятий, казалось бы, далеко отстояли от книгочеев.

Вот, скажем, дружина. К чему она миролюбивому ростовчанину? Зачем на нее тратить серебро? Не лучше ли вместо нее накупить еще больше книг, рукописей да древних свитков? Но на то и есть книжная премудрость, подсказывающая, что без ратных людей государству не стоять — более воинственные соседи мигом сожрут и косточек не оставят.

Но и ратник ратнику тоже рознь. Если для количества набирать — одно, а коль хочешь, чтоб лучшие у тебя служили, — совсем иное. К ним тогда помимо щедрости в гривнах и вежество надо выказать. Зато против таких, ежели что случится, ни один ворог не выстоит.

Потому и подбирал Константин к себе в дружину не абы кого, а лучших из лучших. Платил щедро, но приковывал к себе не звонким серебром, а открытостью души, лаской сердца и большим умом. Не раз и не два он вел с ними задушевные беседы и всякий раз держался как с равными, не кичась тем, что он урожденный Рюрикович, а они так себе, ни роду именитого, ни предков знатных. Понимал князь, что не в них честь человека заложена, что в тяжкий час испытаний заслугами загробных теней прикрыться никому не удастся. Отсюда и редкостное содружество, кое в дружине его царило.

Оттого и после смерти князя не пошли Константиновы вои наниматься на службу к другим. Не видели они в Юрии, брате его, того величия духа, перед которым можно было бы уважительно склонить голову, а без того службу они уже не мыслили. Сказать же, что у Ярослава, еще одного брата, ласковое сердце, можно было бы разве что в шутку.

В злую шутку.

Решив держаться всем заодно, вышли они тогда разом из Ростова и, малость проехав вдоль берега озера Неро, осели в приглянувшейся слободке. Те семена, что Константин Ростовский в их умы заронил, к этому времени всходы давать стали. Рассуждали по вечерам о единой Руси, печалились, что ныне каждый из князей сам за себя, и все думали, рядили да гадали — как им самим-то дальше жить, ибо к тому времени из твердых намерений имели только одно: в сварах да междоусобьях княжеских не участвовать. Хотят князья рвать друг друга, как псы бешеные, — пусть их грызутся.

Из-за этого и в дружину к Юрию мало кто пошел, когда тот, едва взгромоздившись на великий Владимирский стол, принялся ополчение собирать. Рассудили так — им Рязань ничего дурного не содеяла, потому соседей зорить не след. Да и у них самих рязанцев имелось немало. Коли посчитать, так с полста наберется, не меньше — стало быть, каждый восьмой из тех краев, а из сотников и вовсе двое из четверых — половина.

Не хотелось бы со своими в бой вступать, невместно такое.

Зато позже, едва до них докатился слушок о том, что рязанское войско, разбив объединенные рати Юрия и Ярослава, подалось на Владимир, чуть ли не каждый день до хрипоты судили да рядили — идти им на выручку стольному граду или поберечь силенки для Ростова. Основательно покумекав, надумали так: ежели позовут, подумаем, и как знать…

Но не позвали.