Знак небес

В том, что они сумеют выстоять, мало кто сомневался. Рвы глубокие, башни крепкие, стены высокие, а если кто на них и заберется, то вмиг о том пожалеет, ибо на смельчаков вся дружина покойного Константина набросится, а в ней каждый если не с десятком рязанцев, то уж с пятком наверняка управится. И про пожары речи быть не могло — буквально накануне дождь прошел, а пока послы речь держали, словно в насмешку над их словами, еще один начался. Не иначе как знак божий — сам господь с небес заступу для града явил. А коль кто в том сомневается, пускай попробует хоть на копье, хоть запалить, а мы полюбуемся. Когда же умается, тогда и заново говорить можно, но уже не о ряде, а об откупе.

Словом, порешили ростовские бояре наутро сообщить послам, что от сдачи города они отказываются и нового князя принимать не желают, ибо есть у них свои, Мономашичи.

А вот сотники дружинников покойного князя, которые тоже присутствовали на тех переговорах, призадумались и, посовещавшись меж собой, надумали ближе к ночи еще раз пригласить рязанцев к себе на разговор.

Хоть и охрип Евпатий Коловрат, тщетно пытаясь урезонить ростовских бояр, но, выступая перед богатырями-дружинниками, он снова обрел голос, говоря, что давно уже настала пора всем на Руси объединиться перед лицом новой опасности, которая будет гораздо страшнее всех прежних.

— Ныне брань учиним меж собой, а кому мечи в руках держать, когда страшные монголы из неведомых краев придут на святую Русь? — вопрошал он с укоризной. — А на вас у нашего Константина особая надежа, ибо вы не токмо в ратном деле умудренные, но и за Русь душой болеете. Потому и считает наш князь, что отныне у него и у вас одна дорога. Пока единство малым будет — всего три княжества в одно сливаются, но тут ведь главное — начало положить. Боярам, кои о благе всеобщем не радеют, торговаться простительно, прежние вольности выклянчивая, — они дальше своего носа не видят, а уж вам такое зазорно, — попрекнул Коловрат в конце своей речи.

— С самим бы князем перемолвиться, — внес предложение Александр Попович.

Он у прочих ратников в самых набольших ходил и среди всех четырех сотников первейшим считался. Выучкой да ратным умением и остальных бог не обидел, но у Поповича еще и ума палата. Шутка ли — самому покойному Константину в беседах редко когда уступал. И о чем бы речь ни заходила: об устроении земель, о душе и боге, о святости и древнем благочинии — на все у него свое мнение имелось; думал человек, смекал. Да и собеседника своего выслушивал внимательно и, коль его доводы казались ему убедительными, на своем не стоял уперевшись, принимал иное.

— Это верно, — не стал спорить Коловрат. — Я так мыслю, что завтра поутру получу отказ от ростовских бояр — уж очень они ныне осмелели, за вашими спинами прячась. Выходит, мне в Ростове больше делать нечего, вот и поехали к нам. Там обо всем и переговорим.

Попович оглянулся на остальных. Те в ответ согласно кивнули.

— Негоже мне одному за всех решать будет, — произнес он веско.

— А я не одного тебя — всех приглашаю. Или ты думаешь, что у князя Константина медов хмельных не хватит? А коль опаска имеется, могу из своих людей кого угодно в залог оставить, а хотите — сам с вами побуду.

Попович еще раз оглянулся, задумчиво почесал в затылке и решительно тряхнул кудрями.

— Быть по сему. Вчетвером и поедем. А залог… Если б ты его не предложил — мы б его сами с тебя затребовали, ну а коль ты опаски не имеешь, то и нам бояться зазорно.

Наутро все вышло примерно так, как и предполагал Евпатий.

— Осилит твой князь наши стены — быть по его воле, — заявил от имени всех прочих Олима Кудинович. — А нет — иной разговор поведем. — И он лукаво развел руками.

— Так ведь если осилит, то и он инако говорить станет, — заметил Коловрат, но спорить не стал.

Сотники дружинников присоединились к отъезжающему посольству у городских стен. Спесь и тут сослужила боярам худую службу — не стали они сопровождать послов до ворот, кичась своей солидностью да важностью. А уж когда узнали, что вместе с Коловратом выехали за ворота Александр Попович, а с ним еще три сотника, сделать при всем желании ничего бы не сумели, поздно.

В шатре помимо князя из рязанцев остались Евпатий, воевода Вячеслав и дружинник на выходе у полога. Получалось поровну — четыре на четыре.

— Не боязно тебе вот так с нами оставаться? — хитро прищурился Лисуня на князя. — Или думаешь, что одолеть сможешь, ежели что?

Этот тоже в набольших хаживал. После Поповича он следующим считался. Умом был не так велик, как Александр, чтоб беседы заумные вести, зато хитер и осторожен за пятерых. Потому и прозвище имел соответствующее.

— Бояться — значит ни в честь вашу, ни в совесть не верить, — спокойно ответил Константин. — Да и не принято гостей с мечом в руках встречать, если они с добром пришли. Сам же первым нападать на вас тем паче не собираюсь.